Расправить крылья
Шрифт:
— Любишь мясо? Интересно, а Мона Лиза тоже любила жареное мясо?
— Мона Лиза? Ты имеешь в виду Джоконду?
— Да. Что она вообще ела?
— Не знаю. — Я пожала плечами. — Что они там все в Италии едят? Макароны, наверное, пиццу… А почему ты об этом спрашиваешь?
— Так. В голову пришло. — Он внимательно наблюдал за тем, как я нарезаю кружочками помидоры и полосочками — сладкий перец. — Я не об этом хотел тебя спросить.
— О чем? — Я открыла дверцу микроволновки и перевернула отбивные.
— У тебя в спальне манекен и рулоны грубой бумаги. Зачем они тебе?
— Я строю лекала. Потом по ним шьют одежду.
— Дома?
— Почему дома? На фабрике. — Я вытащила противень с мясом. Оно замечательно поджарилось.
— Нет, я не о том. Просто я не понял, почему ты занимаешься этим дома? Ты же работаешь в конторе.
— В конторе у меня много других дел.
Листьями салата я застелила большое блюдо. Говорить ему, что я владею фирмой, или не говорить? В обжигающе горячие ломтики вырезки я завернула полосочки перца и положила эти рулетики на салатные листья вперемежку с кусочками помидоров, а сверху посыпала зеленью.
— Произведение искусства! — восторженно сказал Арни. — Ты просто художник.
— Просто я люблю готовить. — Я не стала уточнять, что рецепт этого блюда только вчера прочитала в своем любимом журнале под рубрикой «Если к вам неожиданно нагрянули гости». — Отнеси, пожалуйста, в гостиную и захвати хлеб. Я пока разогрею соус. — Я полезла за скляночкой припасенного бешамеля в холодильник.
— Ирен, — Арни вернулся на кухню, послушно выполнив мои указания, — вообще-то я собирался нарисовать тебя. Я принес пастель и хотел попросить кусок этой твоей бумаги для лекал. — Он как будто стеснялся своей просьбы. — Если тебе не жалко…
— Но она ведь темная и грубая! Ты не стесняйся, возьми хорошую в столе.
— Для пастели, — он ласково усмехнулся, — нужна именно такая, неровная, волокнистая. Пастель будет держаться еще лучше, если бумагу потереть наждаком. Дай мне, пожалуйста, нож, я отрежу от рулона кусок бумаги, он распрямится, пока мы будем пировать.
— А тебе не подойдет вот это? — Я отодвинула занавеску, там, на стене возле окна, у меня на гвоздиках висели связки старых лекал. — Они уже ровные, просто убери ножницами лишнее.
— Ты сама это сделала? Какие красивые неожиданные формы! Потрясающе! — Я не ожидала столь бурного припадка восторга. — Здесь нет ничего лишнего!
— Арни, хватит. У тебя все потрясающе, что связано со мной. Нормальные рабочие лекала. Пойдем, мясо остынет.
— Да-да, конечно… — Он поспешно снял с гвоздя связку лекал и держал ее в руках как добычу. — У тебя есть кнопки или булавки прикрепить это, — он лихорадочно перебирал выкройки, — нет, это к стене?
— Арни, у тебя никто их не отнимет. Успокойся, давай поедим, я
— Где они?
— В письменном столе, в коробочке. Пойдем.
Мясо получилось на славу, но я так и не смогла заставить Арни поесть. Он налил нам вина и тут же, забыв про него, по-хозяйски полез в мой стол.
— Где твои булавки?
— В среднем ящике. Я уже должна не двигаться и надеть шубу? — Мне было обидно, что он не хочет попробовать мой кулинарный шедевр.
— Не надо никакой шубы. Шубу уже писали тысячу раз. — От волнения он никак не мог справиться с булавками. Все обои мне подерет, подумала я. — У тебя нет какой-нибудь ровной доски? А то мне придется стоять к тебе спиной и все время оборачиваться…
— Есть доска для теста. Она достаточно большая.
— Дай!
— А я могу поесть?
— Ешь. Только скажи, где доска? Я сам найду.
Арни принес из кухни доску, и ему тут же потребовались кнопки. А потом — влажная тряпка. И еще сухая. Меня уже раздражал даже вкус его хваленого деревенского вина.
— Ирен. — Он пристально смотрел на меня, но, по-моему, был где-то далеко отсюда.
— Что еще?!
А не послать ли мне его на все четыре стороны? Ради чего я это все терплю?
— Ирен, мне важно подчеркнуть твою линию шеи.
Он протянул длинную руку и в подтверждение своих слов осторожно провел по моей шее пальцами. Удивительно, но от их кончиков, определенно, сыпались молнии!
— Ты бы не могла надеть какие-нибудь длинные серьги?
— Серебряные с бирюзой из фрагментов и цепочек? — Как же я забыла про них!
Он улыбался и не убирал руку. Я потерлась о нее щекой, молнии заиграли… Неужели я могла сердиться на него?
— Принеси, они лежат перед зеркалом в той комнате.
— Потрясающе! — изумленно крикнул он из спальни. — Я говорил именно о таких. — Арни был уже рядом и протягивал мне серьги. — Где ты их взяла? Откуда?
— Медведки принесли.
— Ты потрясающая женщина!
Я надела серьги. Арни обнял меня за плечи и заглянул в глаза.
— Все, — он поцеловал меня в лоб, — сиди и не двигайся. Вот так, чуть-чуть наклони голову набок. Ну, не смейся, только улыбайся немножко.
— Как Джоконда, наевшись макарон?
— Нет, ты лучше Джоконды! И потом, она улыбалась, потому что она…
Вдруг он опять откуда-то издалека посмотрел на меня, на секунду задержал дыхание, как если бы собрался нырять, и действительно «нырнул», погрузившись в свое профессиональное занятие. Что ж, мне было велено улыбаться, я и улыбалась, наблюдая за Арни.
А вдруг у меня сейчас такое же забавное выражение лица, какое было у Арни, когда он наблюдал за моими действиями в кухне? Значит, он и нарисует меня с этим выражением? Какая уж тут Джоконда!