Распутанный
Шрифт:
— Хорошо, я уйду, а ты немного отдохни. Я проверю чуть позже, как ты, и принесу куриный суп с лапшой Мэг. — Мэг. Его милая, красивая жена. Послышались звуки шагов, дверь со скрипом отворилась и закрылась.
«Так много смертей», — простонал Элайджа.
«Господи Боже, только не это». — Телепат сказал что-то еще, но другие голоса смешались с его, требуя внимания Эйдена. И женский голос.
— Шеннон? — произнесла она. — Где Эйден?
Виктория, подумал он, и снова заставил свои глаза открыться.
За ней стоял Томас, наблюдая и слушая.
Когда она протянула руку, Эйден отполз обратно.
— Не трогай.
Боль затуманила ее лицо, когда рука опустилась на его бок.
— Почему? Что случилось?
— Я — Эйден. Это Эйден. В ловушке. — Если она дотронется до него, вселится ли он в ее тело так же, как это произошло с Шенноном? С Дэном этого не произошло, и он хотел почувствовать ее руки — всегда хотел — но не был готов рискнуть.
Сначала она выглядела смущенной, потом испуганной.
— Я знала! Мне нельзя было оставлять тебя. Я знала, что ты болен, я просто, я хотела, чтобы ты отдохнул и боялась, что помешаю, если останусь, и о, Господи, я бормочу. Мне так жаль. Я приведу Мэри Энн. Да? Мне придется снова тебя оставить, но только на одну минутку.
Мэри Энн. Превосходно. Она заглушала способности.
— Да. — Возможно, только возможно, ее присутствие вынудит его выйти из тела Шеннона. А если нет…
Боже. Он застрянет. Навсегда.
***
Мэри Энн прижалась к теплой, мягкой — и необычно большой — электрогрелке в своей кровати. Она никогда раньше не спала таким глубоким и таким мирным сном. Может быть, потому что это был первый настоящий сон, который у нее был, и который казался вечным, и ее телу нужно было сделать что-то решительное. Или может быть, из-за того, что это просто мог быть ее последний сон.
Нет. Подождите. Такие мысли не имели никакого смысла. Она была бы напугана, всю ночь металась бы и ворочалась, и задавалась бы вопросами, на самом ли деле она Опустошитель, порвал ли с ней Райли, придут ли ведьмы теперь за ней.
Вот теперь она начала метаться и ворочаться. Что она собирается делать? Как она собиралась… Минуточку. Неважно, куда она двигалась, электрогрелка оставалась прижатой к ее боку. Как странно. Что еще страннее, у нее не было одеяла с электрообогревом. Ведь так? Ее ресницы вспорхнули.
На ее кровати лежал огромный черный волк.
Мэри Энн удивленно взвизгнула, сердце бешено заколотилось.
«Шш. Это я. Все хорошо.»
Слова раздались в ее голове глубоким, хриплым и знакомым голосом.
— Райли? — Имя прозвучало громче, чем она намеревалась его произнести. Она протерла
Волк растянулся рядом с ней, темный мех блестел, зеленые глаза светились.
— Райли, — произнесла она, на этот раз констатируя факт.
«Единственный и неповторимый».
— Что ты здесь делаешь? — Еще важнее, был ли ее внешний вид в беспорядке? Она осмотрела себя. На ней была голубая майка, одеяло сбилось в кучу на талии, скрывая нижнюю часть тела — мальчишеские шорты и голые ноги — от его взгляда. Она провела рукой по волосам. Несколько переплетений, но ничего особо ужасного.
«Ты можешь быть Опустошителем, и та ведьма, Мария, подозревает это. Ты ни за что больше не будешь спать одна».
Так он переживал. Ему пока не все равно. И он сказал «можешь быть Опустошителем», это было лучше, чем их последний разговор, когда он открыто заявил «Ты убьешь меня». Уголки ее губ приподнялись.
— Так ты был здесь всю ночь? — И защищал ее.
«Ага. Вернулся сразу после того, как проводил Эйдена и Викторию домой».
— Я рада. И спасибо тебе.
«Пожалуйста».
Их взгляды встретились, и в течение какой-то минуты он пылко смотрел на нее, как смотрел в самом начале, до ведьм и кормления, будто она была чем-то важным, будто она значила больше, чем что-либо в мире. Девушка может привыкнуть к такому.
Широко ухмыльнувшись, она упала обратно на матрас. Ей было жаль, что она не проснулась раньше.
— Теперь мы оба настороже, и нам, возможно, стоит поговорить о прошлой ночи. Мы наговорили друг другу слова, которые…
Внезапно дверь в спальню распахнулась, и ее папа влетел внутрь, насупившись.
— Что происходит, Мэри Энн?
— Папа! — Запаниковав, пойманная с поличным, она подскочила, выпрямившись и дернув одеяло на себя. — Что ты делаешь?
— Ты кричала имя того парня. Я подумал… — Его взгляд опустился на Райли, и он замолчал, ужас омрачил его глаза. Он был в своей пижаме, фланелевой рубашке и штанах, должно быть, кинулся прямиком из кровати. — Мэри Энн, слушай меня, детка. Встань медленно. Никаких резких движений, ладно? Я хочу, чтобы ты медленно передвинулась за меня. Ладно? Сейчас, давай, дорогая.
О, Боже. Этого ведь не происходило.
— Папа. Эм, собака безобидная, клянусь. — Самая. Большая. Ложь.
Чтобы доказать свою «безобидность», Райли лизнул ее ладонь. По коже побежали мурашки, и жар затопил ее щеки. Ей бы не хотелось, чтобы папа думал, что собака ее возбуждает.
— Откуда ты знаешь, что эта паршивая тварь безобидна? — Ее папа всегда ненавидел животных, боялся их. — А теперь, почему бы тебе не отойти от него и не подойти ко мне? Не хочу тебя пугать, но он может сделать из твоего лица жевательную игрушку, дорогуша. — Райли напрягся.