Распутин. Почему? Воспоминания дочери
Шрифт:
Как бы там ни было, Симанович прекрасно знал положение евреев в империи и судил о нем с сердцем. Чувствительный к чужому горю, отец не мог оставаться равнодушным и в этом деле.
У Симановича: «Для Распутина было решающим то, что проситель нуждался в его помощи. Он помогал всегда, если было только возможно, и он любил унижать богатых и власть имущих, если он этим мог показать свои симпатии бедным и крестьянам. Если среди просителей находились генералы, то он насмешливо говорил им: «Дорогие генералы, вы привыкли быть принимаемыми всегда первыми.
Далее евреи уже поручались мне, и я должен был от имени Распутина предпринимать соответствующие шаги.
После евреев Распутин обращался к другим посетителям, и только под самый конец он принимал просьбы генералов. Он любил во время своих приемов повторять:
— Мне дорог каждый приходящий ко мне. Люди должны жить рука об руку и помогать друг другу.
Однажды я нашел Распутина в большом волнении и заключил из этого, что с ним происходит что-то особенное и опять проявляется его «сила». Он меня действительно удивил ошеломляющим сообщением:
— Слушай, Арон, в Киеве готовится еврейский погром. Ты должен принять меры.
Можно себе представить, насколько меня такое сообщение поразило. Я имел в Киеве много родственников, и нападки на евреев мне и так причиняли много хлопот. На мою просьбу о сообщении подробностей Распутин ограничился еще более неясным намеком:
— Нужно будет кончить со стариком, — сказал он.
Прозвище «старик» нами всегда употреблялось для председателя Совета министров. В то время эту должность занимал Столыпин. Намек Распутина я мог понять только в том смысле, что Столыпин скоро умрет. Ближайшие подробности о предстоящем несчастье мне не были сообщены.
Я старался разузнать у Распутина, почему Киеву угрожает еврейский погром и каким путем можно его предотвратить. В случае необходимости я хотел послать в Киев предупреждение. К моему удивлению, Распутин объяснил мне, что избежать погрома можно лишь в том случае, если царь при своей поездке в Киев не возьмет с собой Столыпина, так как Столыпина в Киеве убьют и он больше не вернется в Петербург.
Я должен сознаться, что, даже при моей вере в способность Распутина предсказывать будущее, это откровение мне показалось маловероятным.
Несмотря на мою малообразованность, во мне часто возникали сомнения в возможности тому подобных чудес и что не кроется ли за ними надувательство. Однако многое из деятельности Распутина возбуждало во мне большое изумление. Что же касается указанного предсказания, то я не знал, что о нем думать. Несколько дней спустя Распутин рассказывал мне, что он имел с царем беседу по поводу его предстоящей поездки в Киев. Результатом беседы он был очень недоволен. Он предупреждал царя и советовал ему не брать с собою Столыпина. Хотя он и не предупреждал самого Столыпина о грозящей ему опасности, ибо он не был его другом, но так как царь в нем нуждался, то нужно было его щадить. Столыпин меня не трогает, пояснил
Царь также не обратил особого внимания на это предсказание Распутина. Он не хотел отказаться от сопровождения его Столыпиным.
Это послужило поводом недовольства Распутина, которое не было вызвано тщеславием, а сознанием того, что поездкой решается судьба Столыпина.
Столыпин поехал в Киев и был там убит агентом Киевской охранной полиции евреем Багровым.
Когда я впоследствии рассказывал этот случай моим знакомым из придворных кругов, то некоторые из них высказали мысль, что царь, может быть, потому и взял с собой Столыпина, что верил предсказаниям Распутина.
Я считаю это мнение совершенно необоснованным. Хотя Николай и верил предсказаниям Распутина, но это предсказание могло и ему показаться слишком невероятным, чтобы ему верить.
После покушения на Столыпина царь послал Распутину телеграмму: «Что делать?» Распутин ответил телеграммой: «Радость, мир, спокойствие! Ты, миротворец, никому не мешаешь. Кровь инородцев на земле русского царя столь же ценна, как своих собственных братьев».
Царь распорядился о принятии всех мер против возможных выступлений против евреев. Реакционеры были разочарованы. Погром не состоялся».
Но все сказанное Симановичем по этому поводу ни в коем случае нельзя понимать как выделение одних за счет других. Это было совершенно противно убеждениям отца.
В обществе говорили о враждебном отношении Николая Второго к евреям. Но правдой это было только отчасти. Отец не раз говорил, что царя настраивают против евреев родственники и министры. Главной картой противников евреев при дворе был вопрос о «еврейском засилье». Неудивительно, что это имело последствия.
В то же время при царском дворе всегда были евреи. А когда особую силу набрал еврейский капитал, многие даже из самых знатных фамилий решались вступать с богатыми евреями в родственные отношения — это происходило посредством заключения весьма выгодных браков. Так были поправлены многие состояния.
Интересно, что Александра Федоровна, выросшая при английском дворе, вообще не имела понятия о еврейском вопросе и только в России получила представление о нем.
Как бы там ни было, Николай тут же после принятия им командования над армией отменил практиковавшиеся Николаем Николаевичем притеснения евреев.
Не без гордости я говорю, что благодаря именно отцу был принят закон, защищающий права евреев, в том числе право на обучение в государственных школах.
С тем временем у меня связано одно воспоминание, которое мучает меня все эти годы.
Как-то к нам пришла незнакомая старуха, изувеченная артритом настолько, что походила на сгоревшее дерево. Она страдала от невыносимой боли и умоляла отца помочь.
Отец взял ее руку в свою и начал молиться.