Распутин. Тайна его власти
Шрифт:
— Поезжай ко мне, Франтик, — просит он ее, — и возьми у Дуни мадеру, я так хочу выпить…
— Если тебе нужна мадера, вызови лакея. Я не принимаю таких поручений.
Глаза Распутина пылают от гнева. Он пристально смотрит на Джанумову — очевидно, чтобы с помощью гипноза подчинить ее своей воле. Но она отводит взгляд в сторону. Придя в ярость от такого поведения, она кричит на него:
— Не забывайся!! Я тебе не слуга!
— Распутин начал нервно ходить по комнате, — вспоминает она. — Его глаза горели от гнева. Но постепенно он подавил свои животные чувства… И сменил тактику:
— Не сердись, Франтик, я только хотел проверить, любишь ли ты меня. Если бы ты меня любила, ты бы последовала за мной. Ты бы в полночь в снегу и по льду пошла бы куда угодно ради меня. Мои петербургские женщины
— Я этого никогда и не утверждала, — вставляет «Франтик» безразлично.
На это Распутин ничего не говорит и, сделав несколько кругов по комнате, удаляется.
На следующий день у Распутина собирается пирушка. Дамы из круга его постоянных почитательниц сидят с озабоченными лицами — хозяин дома не такой, как обычно. Бледный, со спадающими на лоб прядями волос, с бутылкой вина в руках он бродит из комнаты в комнату. Его вид вселяет ужас. Оказывается, всю ночь его не было дома. Желая отвлечься от мысли о своем несбывшемся желании (Леля), он ищет спасения у цыган. Поздно вечером, имея на руках последнего козыря: «Министра X.», как по секрету доложила Джанумова, он заявился к своей возлюбленной. Речь могла идти только о министре внутренних дел Хвостове, в компетенцию которого входило решение дела Лели, и который был обязан Распутину своим постом.
«Я пришел с министром!» — стоя у входной двери в комнату, попытался Распутин получить разрешение войти. Но девушки и слышать не хотели об этом визите. Услышав шум в коридоре, появился сосед, что заставило министра, испугавшегося быть скомпрометированным, обратиться в бегство.
У Распутина мрачный вид. Наконец, он исчезает в кухне. Вдруг оттуда раздается громкий звон посуды. Одна за другой тарелки летят на пол. Пока вся посуда не оказалась разбитой.
Женщины с сочувствием ловят каждый его взгляд, когда Распутин вновь появляется в комнате. Два попа в длинных черных одеждах и с золотыми крестами на груди сидят в прихожей и вопросительно смотрят друг на друга. «Они разбили мне сердце, — пролепетал Распутин, — я всю ночь пытался забыться — но мне это не удалось…»
Однако для невозмутимых поклонниц, сидящих за чайным столом, пьяный мужик был и остается Богом…
Год 1914: два покушения и их последствия
«Война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции в Восточной Европе штукой, но маловероятно, что Франц-Иосиф и Николаша [60] доставят нам сие удовольствие…» [61] , — пишет Ленин, который в 1914 году, бежав из сибирской ссылки, живет на Западе. Кстати, любопытный факт: в октябре того же года Ленин был арестован в Австрии и отпущен после вмешательства депутата от социал-демократов Виктора Адлера и премьер-министра графа Штюрка. В качестве причины освобождения называлось то, что он, как русский эмигрант, является врагом царя и «мог быть очень полезен Австрии…» Отсюда Ленин смог потом эмигрировать в Цюрих.
60
Так шутливо называли революционеры царя Николая II.
61
См. Собрание сочинений В. И. Ленина, 4-е изд., т. 35, с. 48.
28 июня в Сараево происходит убийство наследника престола Австро-Венгрии эрцгерцога Фердинанда и его супруги. Европа вздрагивает в испуге в этот день летней безмятежности. Но после первых осуждений «отвратительного преступления», появившихся в официальных заявлениях европейских правительств, вновь устанавливается спокойствие. «Нет никаких причин для беспокойства», — считает парижская газета «Фигаро». «Ужасное потрясение для доброго старого кайзера», — выражает соболезнование английский король Георг V. Кайзер Германии Вильгельм II телеграфирует, что он «потрясен до глубины души», и продолжает свое путешествие на паруснике по Северному морю.
Когда русский государь сходит с яхты на берег, его встречает французский посол
Действительно, удивляет, что Вильгельм вместе с Австро-Венгрией чувствует превосходство над русско-франко-английским альянсом. Даже если бы Англия проявила себя наполовину союзником России, как уже было во время Русско-Японской войны, окружение Германии далеко не является quantit'e n'egligeable [62] .
Эта позиция не волнует и Вену. Здесь преисполнены решимости раз и навсегда убрать с лица земли «сербскую проблему». В то время, как Генеральный штаб по согласованию с немецким кует планы мобилизации, сотрудники Министерства иностранных дел работают над ультиматумом Сербии. Он должен быть составлен таким образом, чтобы его принятие стало невероятным и дало повод к войне. Вена направляет своего посланника в Берлин, чтобы заручиться его поддержкой в этом случае.
62
Величина, которой можно пренебречь (фр.).
С передачей ультиматума сербскому правительству только пережидают, пока в Австро-Венгрии будет собран урожай. Кроме того, хотят повременить с поездкой президента Франции Пуанкаре, представителя союзной с Россией Франции, в Петербург, чтобы осложнить соглашения.
Как только французский броненосец «Франция» с Пуанкаре на борту покидает Петербург, поступает информация об объявлении Австро-Венгрией ультиматума Сербии. Теперь в европейских столицах запущена машина лихорадочной деятельности. Судя по тексту ультиматума, в котором среди прочего выдвигается требование обеспечения доступа австрийских органов на сербской территории для расследования причин покушения, повсюду опасаются угрозы войны.
Русский царь, которого попросил о помощи сербский посланник, заверяет сербское правительство в своей поддержке в телеграмме, отправленной после срочно созванного Коронного совета. Однако, чтобы исключить при эскалации «австрийско-сербского конфликта» необходимость со стороны России оказывать Сербии военную помощь, Николай II выступает с некоторыми инициативами. Его действия становятся особенно активными и достигают апогея в последнюю неделю июля 1914 года.
Царь обращается в телеграммах к кайзеру Вильгельму, своему двоюродному брату, с просьбой подействовать на его австрийского союзника и успокоить. Несколько дней идет оживленный обмен телеграммами между Петербургом и Берлином. Государь посылает телеграммы и в Сербию, призывая к сдерживанию конфликта. Может ли он подозревать, что сербский посланник в Петербурге в эйфории телеграфирует домой о российской позиции, поначалу имевшей просербский характер? Это официально можно рассматривать как приглашение к развязыванию большого конфликта:
«…По моему мнению, складывается блестящая возможность мудро использовать события в Сербии и осуществить полное объединение сербов. Поэтому желательно, чтобы Австро-Венгрия напала на нас, сербов. В этом случае, вперед с богом! Спалайкович».
В тот же день министр иностранных дел России Сазонов вместе с послом Австро-Венгрии графом Цапари, просматривает текст ультиматума и советует смягчить некоторые высказывания: «Измените это, и я ручаюсь за успех!»
Но в успехе такого рода Австро-Венгрия не заинтересована. Это проявляется и когда царь, как бы в последний момент до истечения срока ультиматума через своего посла в Вене Кудашова передает австрийскому министру иностранных дел предложение продлить срок действия ультиматума Сербии. Граф Берхтольд категорически отклоняет его.