Распутин. Вера, власть и закат Романовых
Шрифт:
Осенью 1915 года одна из его поклонниц писала:
«Ну и глаза у него! Каждый раз, когда вижу его, поражаюсь, как разнообразно их выражение и такая глубина. Долго выдержать его взгляд невозможно. Что-то тяжелое в нем есть, как будто материальное давление вы чувствуете, хотя глаза его часто светятся добротой, всегда с долей лукавства, и в них много мягкости. Но какими жестокими они могут быть иногда и как страшны в гневе!»10
Матрена тоже признавала, что «магнетические глаза» ее отца обладали «тревожной неподвижностью», которая беспокоила людей11. Одной женщине взгляд Распутина показался настолько ужасным, что после встречи с ним она бросилась в церковь на исповедь, хотя он всего лишь посмотрел на нее12. Польская графиня потеряла самообладание, встретившись взглядом с Распутиным: «Не могу, не могу вынести этих глаз, они все видят. Не могу!»13
Многие
Относительно внешности Распутина мнения расходятся. Добрая подруга императрицы, Лили Ден, встречалась с ним в 1911 году и была поражена тем, как ужасно он выглядел. Но даже она была вынуждена признать, что глаза его «мгновенно подчинили ее своей власти». Распутин был похож на обычного русского крестьянина среднего роста (хотя казался он выше, чем бы на самом деле), с тонким и бледным лицом, длинными волосами и нечесаной темно-рыжей бородой17. В начале 1912 года Распутин позировал художнику Александру Раевскому. Раевский впервые увидел его воочию и был поражен тем впечатлением, какое Распутин произвел на него. «Каково же было мое изумление, когда я увидел высокого, хорошо сложенного, сильного человека без единого седого волоса, двигавшегося с поразительной легкостью и гибкостью. Он взлетел на шестой этаж за один заход и совсем не задохнулся». Раевский отметил нервную энергию, которая буквально била в Распутине. У него были «нервные пальцы», которыми он постоянно поглаживал бороду18. Директор департамента полиции в 1912–1915 годах Степан Белецкий знал Распутина очень хорошо. И он тоже отмечал ярко выраженную «нервозность всей его живой, гибкой фигуры»19.
Многие отмечали привлекательность его голоса. Руководитель петроградской охранки в годы войны Константин Глобачев говорил, что голос его был «мягким, приятным, говорил он как простой крестьянин, но очень интеллигентно»20. Говорил он ровно, неспешно и обладал хорошим певческим голосом21.
Распутина обычно считают «грязным мужиком», но это всего лишь отражение предубеждений высших классов. Те, кто хорошо знал Распутина, говорили, что он содержал себя в чистоте. Мы точно знаем, что он часто бывал в банях в Покровском и Петербурге. Даже русские журналисты, которые не любили Распутина и были готовы писать о нем самые невероятные слухи, признавали, что руки его, крупные и сильные, с необычно длинными пальцами, «были чистыми»22. Добрый друг Распутина, Алексей Филиппов, говорил, что он был «необыкновенно чистоплотен – часто менял белье, ходил в баню, причем от него никогда не было неопрятного запаха… его тело было необычайно прочно, не рыхло, красочно и стройно, без обыкновенной в таком возрасте отвислости живота, дряблости мышц…». В гениталиях Распутина Филиппов не видел ничего исключительного, разве что «без потемнения окраски в половых органах, которые в известном возрасте делаются темноватыми или коричневыми»23. Филиппов не уточняет, каким образом он узнал столь интимные детали касательно своего друга.
14. «…Молитвы, которые нас очищают и защищают»
В сентябре 1907 года Распутин вернулся в Покровское. Домой он пришел большим человеком. Его уже называли «господином», словно он был дворянин. Он получил деньги от Милицы и пожертвовал их на церковь. Односельчанам он делал подарки и давал деньги, строил дома для бедных и платил за похороны. Жил он в новом большом деревянном доме на главной улице – когда-то он принадлежал речнику. Двухэтажный дом был обнесен высокой оградой. На просторном дворе имелась баня, небольшой амбар и другие постройки. В доме были цветочные ящики – большой стоял на окне, выходившем на улицу. Окна были украшены разрисованными наличниками, а крыша покрыта железом. Отец Распутина овдовел – Анна умерла 30 января 1906 года, – но не захотел перебираться к сыну. Он по-прежнему жил в своем небольшом доме, расположенном между Турой и домом Григория1.
Семья жила на первом этаже. Там располагалась кухня и три отдельные комнаты. В одной размещались иконы, в том числе большой чудотворный образ Казанской Богоматери. Деревянная лестница, покрытая разноцветными половичками, вела на второй этаж, отведенный
Вместе с Распутиным приехали Ольга Лохтина и еще три женщины. Акилина Лаптинская вскоре стала одной из ближайших его последовательниц – и даже кем-то большим. Она находилась рядом с ним всю жизнь. Акилина родилась в деревне Бахово Могилевской губернии в 1879 году, работала сестрой милосердия в Петербурге, во время Русско-японской войны работала в военных госпиталях. Впервые о Распутине она узнала из разговоров в Святотроицкой общине сестер милосердия и сразу же обратилась к Лохтиной с просьбой устроить ей встречу с ним. Встреча состоялась в сентябре 1907 года. Распутин сразу же поразил Лаптинскую. «В Григории Ефимовиче поражает меня больше всего простота обращения, доброта и любовь чистая к людям, которой я не встречала в других. Знание жизни в нем удивительно, нет такого вопроса, на который бы он не дал без запинки ответа». Узнав, что несколько женщин собираются поехать в Покровское, посмотреть, как живет Распутин, и учиться у него, Лаптинская решила присоединиться к ним. И она не была разочарована. Акилина оставалась с Распутиным до конца его жизни, став его личным секретарем и помогая управлять его домом в столице3.
Зинаида Манчтет из Смоленска была женой высокопоставленного чиновника. Знакомые называли ее «доброй, симпатичной и милой» женщиной. Она влюбилась в Распутина сразу же, как только он приехал в столицу, хотя и не так страстно, как Лохтина. Манчтет часто приезжала в Петербург, чтобы повидаться с ним. Вернувшись домой из Покровского, Зина написала письмо, которое многое говорит и о психологии поклонниц Распутина, и об их отношениях со своим кумиром.
«Здравствуй, дорогой отец Григорий!
Благодарю, благодарю, бесконечно благодарю Тебя за твою великую любовь, воскрешающую жизнь духа, за твою ласку и заботу. Хорошо и весело вернулась домой и здесь живу тихо и покойно. Твои последние слова, что я все-таки неладно уезжаю, произвели на меня сильное впечатление. Сказал – значит так и есть; всю дорогу звучали они у меня в ушах и заставили перебрать все движения души. Конечно, много негодного в душе, и постоянно нужна Твоя помощь, Твои молитвы, очищающие и охраняющие нас. Совсем другая внутренне вернулась я домой. Помоги, Господи, сохранить это состояние. Теперь я живая, а то была мертвая, гнев мучил меня и закрывал от меня все.
Крепко целую Твои руки и молю прощения за всю мою скверну
Нерадивая Зина»4.
Кроме Зинаиды, Распутина сопровождала двадцатидевятилетняя вдова Хиония Берладская. Ее муж два года назад совершил самоубийство. После этой трагедии у Хионии началась депрессия, она винила в смерти мужа себя. Осенью 1906 года ее пожалела генеральская жена и привела ее к Распутину. Он внимательно посмотрел на нее и сказал: «Ты что думаешь? Знаешь, у Господа было двенадцать учеников, и один из них, Иуда, удавился. Это ведь у Господа, а ты что?» Слова Распутина изменили ее жизнь.
«Слова эти были ответом на гнетущую мою душу мысль, что я виновна в смерти мужа. Раз у Господа могло случиться подобное, я, слабый человек, не могла переродить своего мужа. Это мне сразу стало ясным, я получила полное спокойствие души, чего я не могла достигнуть ни гипнозом, ни какими другими лекарствами. До этого я не говела целый год и не могла даже ходить в церковь, пение расстраивало меня, и делались сердечные припадки. Два года я почти ничего не ела и дошла почти до полного истощения духовного и физического. Познакомившись с Григорием Ефимовичем, я почувствовала, что он может разрешить все мои жизненные вопросы ответами из Евангелия. За это я и питаю к Григорию Ефимовичу глубочайшую любовь и признательность».
Впервые Берладская побывала в Покровском в апреле 1907 года. Она провела с Распутиным и его семьей четыре месяца, «училась, как жить». Это был замечательный опыт, и она вернулась в ноябре. Однако, в отличие от трех других женщин, Берладская изменила свое мнение о Распутине, и ее слова использовались для того, чтобы и других отвратить от него5.
К середине ноября Распутин вернулся в Петербург. Как-то вечером Николай пригласил на ужин в Александровский дворец в Царском Селе свою сестру, великую княгиню Ольгу Александровну. Когда ужин закончился, Николай пригласил Ольгу познакомиться с русским мужиком. Они поднялись наверх. Дочери Романовых и цесаревич Алексей уже были в белых пижамах, и няни укладывали их спать. В центре комнаты стоял Распутин: