Распутин
Шрифт:
На первых порах, следуя давним традициям антисемитизма, шпионами были объявлены евреи. По приказу Верховного главнокомандующего в Двинске по обвинению в шпионаже повесили нескольких евреев (как выяснилось впоследствии – невиновных). Из Петрограда начали беспощадно выселять лиц иудейского вероисповедания, в том числе богатых предпринимателей. И Симанович через Распутина доставал им разрешение остаться.
Мужику многое нравилось в Симановиче. Нравилось, с каким достоинством тот держался в присутствии могущественной Вырубовой. Нравилось то, что он воистину любит свой бесправный народ и упрямо старается изменить взгляды Царской Семьи на евреев. Нравилось, как этот пройдоха, забирая огромные деньги у богатых евреев, бескорыстно помогал бедным соплеменникам. Нравился восторг Симановича перед размахом
«Я привез больного сына, посадил в кресло в спальной и покинул квартиру. Мой сын вернулся домой через час. Он был излечен и счастлив, болезнь более не возобновлялась». Это одно из немногих мест в воспоминаниях Симановича о Распутине, которое не является плодом его буйной фантазии.
В 1917 году в Чрезвычайную комиссию был вызван Иоанн Симанович, 20 лет, студент, иудейского вероисповедания. Его удивительные показания остались в «Том Деле»:
«С 1909 по 1910 год у меня стали наблюдаться признаки нервного заболевания, именуемого „пляска святого Витта“. Со времени объявления болезни я обращался к докторам, тем более, что одно время я принужден был лежать в постели, так как вся левая половина у меня была парализована... Среди докторов меня пользовавших я могу указать профессора Розенбаха и доктора Рубинько, живущих в Петрограде... В 1915 году Распутин, узнав от отца о моей болезни, предложил привести меня к нему на квартиру... Распутин, оставшись со мной в комнате наедине, посадил меня на стул и, поместившись напротив, пристально смотрел мне в глаза, начав меня гладить рукою по голове. В это время я испытывал какое-то особенное состояние. Сеанс этот, как мне кажется, продолжался минут 10. После чего, прощаясь со мной, Распутин сказал: „Ничего, все это пройдет!“ И действительно, теперь я могу удостоверить, что после этого свидания с Распутиным припадки больше у меня не повторялись, хотя со времени этого сеанса протекло более 2 лет... Это исцеление я приписываю исключительно Распутину, так как врачебные средства лишь облегчали форму припадков, не устраняя их проявлений. Между тем, после визита к Распутину припадки эти прекратились».
Легко представить, что должны были чувствовать поклонницы Распутина и сама царица, когда они узнали, что «Наш Друг», подобно святым апостолам, изгнал беса из больного человека одним прикосновением!
Так что Симанович был предан Распутину – насколько мог, конечно. На следствии Белецкий рассказал, как «секретарь» уводил Распутина «от подозрительных знакомств» и при помощи взяток покрывал его буйство.
Но главное – Симанович связал Распутина с еврейскими банкирами, в том числе с одним из богатейших, знаменитым «Митькой» – Дмитрием Львовичем Рубинштейном. В стране официального антисемитизма и ублюдочного капитализма «Митька» добился поразительных успехов. Первой гильдии купец, он стал банкиром и председателем правления Русско-Французского банка. Кандидат юридических наук, он умело пользовался многочисленными прорехами в полуфеодальном законодательстве.
Рубинштейн понимал важность прессы, и когда «Новое время» – самая известная проправительственная газета – стала акционерным обществом, он попытался завладеть контрольным пакетом акций. Его конкуренты тотчас объявили это «попыткой международного еврейства взять в руки русскую прессу». Сын покойного владельца газеты, знаменитого Суворина, устроил своеобразный протест: во время собрания акционеров выстрелил несколько раз в окно, «чтобы привлечь внимание правительства».
«Митька» понимал всю зыбкость своего положения в годы патриотического угара. Именно тогда он и задумал свершить невозможное: оставаясь правоверным иудеем, получить через Распутина чин действительного статского советника. Для этого на Гороховую был приглашен полковник Ломан, строитель Федоровского собора.
«Рубинштейн решил пожертвовать на постройку домов при Соборе с тем, чтобы ему дали чин действительного статского советника.
Из показаний Вырубовой: «Распутин говорил мне, что Рубинштейн просил выхлопотать ему чин действительного статского советника и, кажется, он сам просил об этом Государя и Государыню, но я... знаю, что в этом ему было отказано».
Однако во множестве других трудных дел мужик банкиру помог. «Раза два я видела этого маленького толстенького еврея на вечерах у Распутина... Он не пил и не веселился, а все уводил Распутина в кабинет и все о чем-то с ним говорил... Выходя из кабинета, он обычно говорил: „Смотри, не забудь, скажи Аннушке...“, а Распутин отвечал: „Хорошо, сделаю“, – показала в „Том Деле“ певица Варварова.
Прочное положение Распутина при «царях» казалось банкиру одной из гарантий прочности собственного положения. И хитрый, отлично понимавший политическую конъюнктуру Рубинштейн стал одним из преданных советников «Нашего Друга» и активным членом «мозгового центра» на Гороховой.
Теперь Распутину приходилось оправдываться перед Лохтиной и другими старыми почитательницами, ценившими дружбу «старца» с черносотенцем Илиодором и антисемитами из «Союза русского народа».
Из показаний Лохтиной: «По поводу отношения Распутина к евреям... могу передать только слова отца Григория: „Я их отвлекаю, а то они большую беду России сделают...“
Другим преданным клиентом Распутина, также входившим в «мозговой центр», был соперник Рубинштейна в бизнесе Игнатий Порфирьевич Манус – банкир и биржевой деятель, председатель правления транспортного и страхового общества. Он был православным, и Распутин (естественно, за большие деньги) добыл для него чин действительного статского советника. При этом мужик не без удовольствия втянул обоих банкиров, ненавидевших друг друга, в со ревнование по ублажению собственной персоны. И они тратили бешеные деньги, доставая Распутину вино, которое он и его гости потребляли в невероятных количествах. Оба давали мужику огромные суммы наличными, которые он тут же пропивал или без счета раздавал знакомым и собутыльникам.
Из показаний Варваровой: «Распутин говорил мне: „Сегодня получил от Рубинштейна 10 000, по этому случаю здорово кутнем“.
Заканчивался 1914 год. В московских соборах шло рождественское богослужение. В дневнике знаменитого писателя Бунина осталось описание службы в Марфо-Мариинской обители, где настоятельницей была великая княгиня Елизавета Федоровна.
В церковь Бунина не пустили, таинственно пояснив, что там сейчас великая княгиня с приехавшим великим князем Дмитрием Павловичем. И писатель, стоя на улице, слушал сквозь раскрытые двери храма, как горестно и умиленно пел девичий хор... А потом из церкви поплыли несомые руками юных монахинь иконы и хоругви. Впереди в белом одеянии с нашитым золотым крестом во лбу шла высокая, тонколикая великая княгиня с большой свечой в руке, за ней – вереница поющих сестер. Огоньки свечек освещали их лица...
Все теснее сплачивался кружок врагов Распутина вокруг Елизаветы Федоровны. И ее воспитанник, великий князь Дмитрий Павлович, ненавидящий «старца», – теперь частый гость в Москве. Рядом – Юсуповы и Верховный главнокомандующий. Святость, власть и деньги сошлись...
Наступление на мужика продолжалось. Джунковский сделал новый шаг – еще раз попугал царицу. Как сказано в отчете полиции: «Сведения о предполагаемом покушении (на Распутина. – Э. Р.) были повторены, и было приказано принять более тщательные меры. Для чего стали назначать ему в охрану по 5—6 человек и шофера с автомобилем. Они работали в 2 смены – всего 11 человек Распределение постов: один в квартире или у двери на лестнице. Один в швейцарской в форме швейцара, один для связи внутренних и наружных постов, шофер у ворот с мотором (на автомобиле. – Э. Р.), в случае поездки один из агентов должен ехать с ним».