Распутник и чопорная красавица
Шрифт:
— Может быть, он рассчитывает, вернуться и заняться ремонтом.
— Может быть, в чем я лично сомневаюсь, — ответил Маклохлан, проводя пальцем по старому туалетному столику, словно ища несуществующую пыль: комнату, видимо, регулярно прибирают.
— По-моему, ваш поверенный нанял разумную прислугу.
— У Огастеса всегда разумная прислуга.
— Полагаю, за нее тоже платит мой брат? — спросила Эзме, вынимая шпильки из волос и складывая их на туалетном столике.
— Уж во всяком случае, не
— А вы пытались экономить? — удивилась Эзме.
— Насколько возможно. И за все расходы я отчитаюсь.
Эзме неодобрительно поджала губы, понимая, что потраченные деньги все равно не вернешь. Маклохлан подошел к окну, раздвинул шторы и стал смотреть на сад.
— Не думаю, что пошел бы на такие жертвы ради женщины, которая меня бросила, — сказал он едва слышно, словно размышляя вслух.
Эзме мысленно согласилась с ним: она бы тоже не стала помогать мужчине, разбившему ей сердце. Но она больше не собиралась ни в чем признаваться Маклохлану.
— Мой брат очень добрый и великодушный человек.
— Очевидно, так, — ответил Маклохлан, — иначе он оставил бы меня на Тауэрском мосту!
Он отвернулся от окна, и Эзме с грустью увидела, что его всегдашняя язвительная, насмешливая гримаса вернулась на его лицо.
— Остается только радоваться, что я ни разу в жизни не был влюблен!
Он не был влюблен?!
— А вы, мисс Маккалан? Не потревожил ли ваше сердечко какой-нибудь симпатичный молодой джентльмен?
Так она ему и призналась — даже если бы и потревожил!
— Нет.
— Так я и думал, — ответил Маклохлан, снова доводя ее до бешенства своей улыбочкой.
Вдруг, не говоря ни слова и ничего не объясняя, он бросился на кровать и стал кататься по ней как одержимый.
— Что вы делаете?!
— Слуги должны думать, что мы с вами, оставшись наедине, тут же предались страсти.
— Зачем?
— Я ведь предупреждал, что в нашей семье мужчины отличаются бурным темпераментом.
— Мне очень жаль женщин вашей семьи. Что может быть хуже, чем оказаться игрушкой в руках мужчины! Во всем подчиняться ему.
— Сразу видно, что вы девственница!
Эзме решила, что не позволит ему смутить себя или дать почувствовать свое невежество.
— Разумеется, я девственница — и останусь ею до тех пор, пока не выйду замуж.
Он одним прыжком оказался на ногах.
— Ну а до тех пор — точнее, до следующего дня после вашей свадьбы — позвольте мне умолчать о том, как относятся женщины к страстным порывам своих мужей!
Эзме вспыхнула и замялась, подыскивая столь же дерзкий ответ. Тем временем Маклохлан подошел к двери справа от нее.
— Ну а теперь, если позволите, пышечка моя, я пойду
— Разве рядом с моей спальней не моя гардеробная?
— Наши комнаты смежные. Как я и сказал, все мужчины в нашей семье страстные, — ответил он, снова насмешливо улыбнувшись ей.
И вышел.
В тот вечер на длинном столе, накрытом тонкой скатертью, тускло поблескивало столовое серебро; свет от многочисленных свечей отражался в гранях хрустальных бокалов. Ужин им подали в громадной столовой, оклеенной красными обоями и обшитой панелями красного дерева. У стены выстроились в ряд лакеи, готовые прислуживать хозяину и хозяйке; за ними надзирал дворецкий. Однако Эзме не замечала дорогой посуды и едва притронулась к изысканному ужину. Оказалось, что притворяться невежественной глупышкой гораздо труднее, чем она думала. Ей не только приходилось все время следить за своей речью. Настоящей пыткой для нее стало и красивое вечернее платье из изумрудного шелка с низким вырезом. Эзме все время боялась, что прольет на платье вино или суп, уронит кусочек рыбы в соусе или ростбифа — и испортит его навсегда.
В отличие от нее Маклохлан как будто наслаждался ролью хозяина большого дома. Рядом с ним она выглядела настоящей провинциальной глупышкой. Кроме того, он, переоделся к ужину и стал еще красивее. Черный смокинг подчеркивал его широкие плечи, бриджи и чулки откровенно обрисовывали стройные, мускулистые ноги.
— Да, мерина красивее я не видел, — говорил Маклохлан.
Перед их приездом он в самом деле купил в Лондоне мерина — на деньги Джейми, естественно!! — и послал его в Эдинбург. Как будто в Шотландии не было хороших лошадей. Эзме невольно покачала головой, представив, во сколько обошлась такая покупка.
— Если я его продам, то с выгодой, — продолжал Маклохлан.
Может, он намекает на судьбу животного после того, как они выполнят задание?
— Вы собираетесь его продать?
— Разумеется. Если мне дадут за него хорошую цену, я продам его хоть завтра.
Она вздохнула с облегчением. Хорошо, что он не собирается оставить мерина себе!
— Надеюсь, я неплохо на нем наживусь… В Эдинбурге — а возможно, и во всей Шотландии — нет животного красивее! Надеюсь, ваша кобыла окажется не хуже.
Эзме чуть не уронила серебряную вилку:
— Вы приобрели еще одну лошадь?!
Вспомнив, что должна изображать глупышку, она хихикнула и захлопала ресницами:
— Неужели вы и мне купили лошадку, утеночек? Ведь я не умею ездить верхом!
Она говорила истинную правду. В детстве, на Севере, верховые лошади были им не по карману. Джейми научился ездить верхом позже; ей же такой возможности не представилось.
Маклохлан рассмеялся, и в этот раз его смех не показался ей таким уж приятным.