Распутный век

Бретон Ги

— Я отослала моего Шуазеля, когда же дойдет очередь до вашего?»

Но Людовик XV был в нерешительности — министра он всегда считал достойным своим подданным. Тогда м-м дю Барри пустила о своем враге очень неприятный слух. «Королю внушали, — пишет де Шуазель, — что я пользовался фондами своего департамента, чтобы привлечь сторонников и сформировать партию при дворе короля против самого короля, — и все это потому лишь, что я публично демонстрировал свое нежелание сделаться рабом его любовницы м-м дю Барри». Эти обвинения не были так уж беспочвенны: де Шуазель действительно оказывал в течение нескольких месяцев поддержку парламенту, выступавшем

против власти короля.

<Де Шуазель, ставший в ссылке желчным, искажает факты, в действительности Людовик XV необыкновенно его ценил.>

Однажды сестру министра обвинили в том, что он способствовала недовольству судейских чиновников в провинции. М-м дю Барри воспользовалась случаем. Утром 24 декабря 1770 года де ла Врнйер прямо из салона фаворитки направился к министру. Он принес ему письмо, содержащее жесткие указания: два часа на то, чтобы покинуть Версаль, двадцать четыре часа — чтобы покинуть Париж и отправиться в ссылку в Шантелу, замок де Шуазеля вблизи Амбуаза.

Итак, м-м дю Барри победила в этой четырехлетней борьбе. Министр без возражений собрал свои вещи и уехал. По обочинам дороги его криками приветствовал узнавший о его отставке народ. В Турине его встретили как героя. А в это время в Версале плакала одинокая, как никогда, Мари-Антуанетта…

СЛОВО, СКАЗАННОЕ МАРИ-АНТУАНЕТТОЙ. М-М ДЮ БАРРИ РЕШАЕТ РАЗДЕЛ ПОЛЬШИ

Молчание — золото…

Народная мудрость

Как только де Шуазель покинул Версаль, м-м дю Барри затеяла интригу с целью назначить на пост министра иностранных дел герцога д'Эгийона, которого злые языки называли ее любовником. Утверждали, что Людовик XV, утомленный всевозможными излишествами в постели, больше не был в той форме, которая нравится дамам, а порошку из шпанских мух не всегда удавалось спасти положение. Фаворитка, обладавшая неуемным темпераментом, заказывала тогда поварам специальные блюда — она сама составляла меню и, вспоминая то, что узнала в свое время у Гурдан, изобретала особо возбуждающие яства. В такие вечера король ел трюфели, всевозможные специи, взбитый с коньяком яичный желток, мед и, естественно, артишоки. Артишоки в восемнадцатом веке считались настолько эротическим блюдом, что молодые девушки не осмеивались их даже пробовать, а продавцы на улицах откровенно расхваливали товар:

Артишоки! Артишоки!Для мсье и мадам,Чтобы разгорячить тело и душуТак, что раскалится задница!

Эти возбуждающие средства не всегда давали ожидаемый фавориткой результат. Часто Людовик XV уходил в спальню с низко опущенной головой. Потому то, как говорили, м-м дю Барри и взяла в любовники д'Эгийома.

В июне 1771 года король поручил ему управление Министерством иностранных дел. Мари-Антуанетга была этим расстроена, так как знала, что новый министр, ненавидевший де Шуазеля, решил переиначить политику своего предшественника, саботировать франко-австрийский союз — детище м-м де Помпадур и опального де Шуазеля. Желая угодить фаворитке, принадлежащей к антиавстрийской партии, д'Эгийон отныне не удосуживался назначить посла в Вену, в то время как Австрию в Париже представлял один из самых опытных ее дипломатов — граф де Мерси-Аржанто. Следовало опасаться

худшего.

Мысль о том, что Франция могла отделиться от ее страны, заставляла Мари-Антуанетту еще больше ненавидеть м-м дю Барри. В знак полнейшего презрения она вовсе перестала ее замечать — в гостиных, коридорах даже не смотрела в ее сторону. Когда фаворитка пыталась привлечь ее внимание остротами или раскатами смеха, она проходила мимо, поджав губы и глядя в потолок. Иногда она останавливалась с дофином в нескольких шагах от м-м дю Барри, отворачивалась к окну и рассеянно, словно а пустой комнате, барабанила по стеклу, напевая какую-нибудь мелодию… Фаворитка в бешенстве удалялась в свои апартаменты. Двор, разумеется, страстно следил за этой игрой. Сражение двух женщин забавляло, а мужество маленькой дофины восхищало придворных.

* * *

От подобной череды оскорблений м-м дю Барри вскоре лишилась сна. Она заявила королю, что не потерпит подобного отношения со стороны Мари-Антуанетты.

— Из меня ежедневно делают посмешище. Вы должны заставить эту рыжую девчонку со мной раз говаривать! За нами следит весь двор. Я настаиваю на том, чтобы меня уважали!

«В XVIII веке достойным внимания считались лишь светловолосые женщины с голубыми глазами; темноволосые успехом не пользовались; рыжих же просто не замечали. Д'Арженсон утверждает, что рыжий цвет их волос бесчестит. Но м-м дю Барри лгала, называя Мари-Антуанетту „рыжей“, — дофина была блондинкою.»

Король пообещал вмешаться. Положение его было довольно неловким — он искал способ уладить ситуацию.

А в это время нетерпеливая и изворотливая фаворитка принялась действовать сама. Она пригласила графа де Мерси, оставила его ужинать, была обворожительна и без труда покорила его, вполне очаровала…

Перед королем она поставила новую задачу:

— Велите австрийскому послу вразумить дофину!.

Людовик XV согласился, хотя и неохотно, и пригласил к себе дипломата. Как обычно, он выражался двусмысленно и с недомолвками:

— До сих пор, мсье де Мерси, вы были послом императрицы, я прошу вас стать на какое-то время моим послом. Я люблю мадам дофину всем сердцем, она мила… но так неопытна. Муж не в состоянии ее направить, и потому ей сложно избежать ловушек интриганов. Я был бы вам признателен, если бы вы посоветовали мадам дофине обращаться с каждым придворным надлежащим образом.

Вечером м-м дю Барри в двух словах прояснила де Мерси-Аржанто расплывчатые и запутанные намеки монарха:

— Я желаю, чтобы мадам дофина хотя бы раз сама ко мне обратилась.

Все дело было в этом. «Таким образом, — пишет Пьер де Нольха, — комплименты, заискивания, интимные беседы, расположение короля, кокетство дамы — все это ради одной цели: чтобы Мари-Антуанетта, неважно когда, произнесла одно слово, все равно какое, адресованное м-м дю Барри, и признала таким образом ее положение при дворе»

Посол решил попробовать и явился к Мари-Антуанетте. Он обратился к ней со словами:

— Если мадам великая герцогиня своим поведением хочет показать, что она знает о роли графини дю Барри при дворе, ее достоинство требует того, чтобы она потребовала от короля запретить этой женщине появляться в ее окружении. Если, напротив, она не хочет замечать истинного статуса фаворитки, надо обращаться с ней ровно, как с любой придворной дамой, а когда представится случай — заговорить с ней, хотя бы одни раз, чтобы не существовало повода для жалоб.