Расскажи мне, как живешь
Шрифт:
Дороги делаются все менее наезженными, пока не становятся едва различимыми. Макс старается придерживаться тех, которые ведут приблизительно в нужном направлении – а именно чуть к западу от юго-запада, но дороги в высшей степени зловредны. Они поворачивают и вьются и, как правило, ведут на север.
Мы ненадолго останавливаемся, чтобы съесть ленч и выпить приго-товленный Михелем чай. Жара удушающая, дорога очень скверная. От толчков, жары и ослепительного света у меня делается мучительная головная боль. Мы все слегка встревожены.
«Ну, –
Мы оборачиваемся. Мансур, наш идиот, радостно льет нашу драгоценную воду, поливая себе на руки и лицо!
Я пропускаю высказывания Макса. Мансур выглядит удивленным и немного опечаленным. Он вздыхает. Как трудно, кажется, думает он, угодить этим людям. Самые простейшие поступки раздражают их.
Мы снова пускаемся в путь. Дороги поворачивают и вьются еще хуже прежнего. Иногда они просто исчезают.
Тревожно хмурясь, Макс бормочет, что мы забираем слишком сильно на север.
Теперь, когда дороги делятся, они поворачивают на север и северо-восток. Может, мы вообще повернем обратно?
Дело идет к вечеру. Внезапно местность вокруг меняется к лучшему, исчезают кустарники, совсем не так много камней.
«Мы должны куда-нибудь добраться, – говорит Макс, – думаю, теперь мы сможем ехать напрямик без дороги».
«В каком направлении вы решили ехать?» – спрашивает Полковник.
Макс отвечает, что на запад в сторону Белиха. Если мы выедем на берег Белиха, мы найдем основную дорогу телль Абьяд – Ракка и сможем дальше ехать по ней.
Мы едем дальше. У Мэри прокол в шине и мы теряем драгоценное время. Солнце садится.
Внезапно перед нами предстает радующее глаз зрелище – впереди бредут люди. Макс издает радостный вопль. Он останавливается около них, произносит приветствия, задает вопросы.
Белих? Белих прямо впереди. Через десять минут на такой машине, как наша, мы будем там. Ракка? Мы ближе к теллю Абьяду, чем к Ракке.
Пять минут спустя мы видим зеленую полосу впереди – это растительность вдоль реки. Громадный телль возвышается над ней.
Макс в восторге восклицает: «Белих – посмотри на него! Телли всюду!»
Телли действительно производят впечатление – большие, устрашающие и очень прочные на вид.
«Сногсшибательные огромные телли», – говорит Макс.
У меня голова и глаза дошли уже до почти невыносимой стадии боли, поэтому я из вредности говорю: «Min Ziman er Rum».
«Ты более или менее права, – говорит Макс. – В этом трудность. Эта прочность означает римскую каменную кладку – цепь фортов. То, что нам нужно, там в глубине, я уверен, но слишком долго и слишком дорого добираться до него туда вглубь».
Я чувствую, что археология меня абсолютно не интересует. Мне нужно место, где можно лечь, много аспирина и чашка чая.
Мы выезжаем на широкую дорогу, ведущую на север и на юг, и поворачиваем на юг на Ракку.
Мы сильно сбились
Но никто из нас, а меньше всех страдающая я, не может вынести и мысли о еще двух часах толчков и болтанки. Любезный офицер говорит, что есть две комнаты – очень жалкие, правда, ничего европейского, но если у нас с собой постели и слуги?
Мы приезжаем к дому в полной темноте. Мансур и Али бегают с фонариками и зажигают примус, расстилают одеяла и мешают друг другу. Я с тоской думаю о быстром и ловком Субри. Мансур неправдоподобно медлителен и неловок. Тут приходит Михель и критикует то, что делает Мансур. Мансур останавливается, и они спорят. Я извергаю на них весь арабский, который я знаю. Мансур выглядит напуганным и снова начинает действовать.
Приносят свернутые постельные принадлежности и одеяла, и я опускаюсь на них. Внезапно рядом со мной оказывается Макс с чашкой чая, о которой я так мечтала. Он приветливо спрашивает, не плохо ли мне. Я говорю да, хватаю чай и проглатываю четыре таблетки аспирина. Чай кажется мне просто нектаром. Никогда, никогда, никогда ничто не доставляло мне такого удовольствия! Я откидываюсь назад, глаза мои закрываются.
«Мадам Жако», – бормочу я.
«А? – у Макса вид испуганный. Он наклоняется. – Что ты сказала?»
«Мадам Жако», – повторяю я.
Ассоциация правильная, я знаю, что я имею в виду, но конкретная фраза ускользает от меня. У Макса на лице появляется выражение, как у больничной сестры, – ни в коем случае не противоречить пациенту!
«Мадам Жако сейчас тут нет», – говорит он успокаивающим тоном.
Я бросаю на него раздраженный взгляд. Мои глаза тихо закрываются. Кругом еще идет суматоха. Готовят ужин. Кому это надо? Я собираюсь спать – спать...
Как раз когда я почти заснула, фраза всплывает в моем сознании. Конечно же! «Completement knock out!»[94], – говорю я с удовлетворением.
«Что?» – говорит Макс.
«Мадам Жако», – говорю я и засыпаю.
* * *
Самое лучшее в том, что засыпаешь страшно усталая и измученная головной болью, это тот чудесный сюрприз, когда на следующее утро просыпаешься здоровая и полная энергии.
Я чувствую себя полной сил и отчаянно голодной.
«Ты знаешь, Агата, – говорит Макс – Я думаю, что прошлой ночью у тебя был жар. Ты бредила. Ты все время говорила о Мадам Жако».
Я бросаю на него презрительный взгляд и отвечаю, как только мне удается, поскольку рот у меня набит прожаренным до жесткости яйцом.