Рассказы 15. Homo

Мерилион Наит

– А что еще осталось?

– Названия, например. Многие до сих пор хранят следы их языка: город Кварс, долина Кварам, хребет Тор-Кван. Правда, почти все поселения уже переименовали на наш лад – Веселое, Золотое, Солнечное.

– А еще?

– Еще остались древние святилища в пещерах. Там квагары первыми научились выращивать деревья-осьминоги.

Маринка боязно

замирает.

– А там, куда мы идем, будут деревья? Они страшные! У них корни такие загребущие! – Она делает пугающий жест ручками и корчит рожицу.

– Нет, не будет, – улыбаюсь я. – По правде сказать, они не совсем деревья. И совсем не страшные, как осьминоги. Хотя ты ведь и настоящих земных осьминогов не видела никогда.

– А правда, что они лечат от всех болезней и ран?

– Ну почти. Разве что кроме душевных. Маленькой ты много болела, и мы тебя тоже лечили соком деревьев-осьминогов.

Дорога змеится все ниже. Там, внизу, где скалы словно в воду ныряют в бескрайнее море песка, виднеется причал для спидеров на воздушной подушке. Но я смотрю в другую сторону. Я знаю, что где-то на этом склоне, среди поросших можжевельником камней и мачт концентраторов влаги таится вход в древнюю пещеру. Вот только туда еще карабкаться и карабкаться.

Горячий ветер из пустыни на мгновение затихает, и в неожиданной тишине мне чудится эхо далекой канонады.

– А может, не пойдем сегодня? – поворачиваюсь я к Маринке. – Мама будет ругаться, если узнает, что я тебя туда водил.

– Пойдем, пойдем! Ты же обещал!

– Ну ладно, – вздыхаю я. – Только маме ни слова, хорошо? Пусть это будет наша с тобой военная тайна.

– Слушаюсь, командир!

Маринка прикладывает руку к панамке, и мы начинаем взбираться по склону. Из-за горы все ярче пробиваются красноватые лучи.

Раскаленное светило немилосердно жарит бетон на плацу. Хорошо еще, в небе только красноватый Кесслер-1; когда взойдет белый Кесслер-2, без солнцезащитной маски лучше и носа из казармы не высовывать.

Жаркие лучи распекают два десятка железных контейнеров на посадочной площадке. Грузовые

жестянки, прозванные у солдат консервами, сторожат несколько часовых.

– Что там у вас? – я обращаюсь к рядовому, что скучает в тени контейнера, и как бы невзначай протираю новенькие лычки капрала.

– Пленные тараканы на депортацию, – лениво отвечает он. – Транспорт еще утром должен был забрать. И где его черти носят? А то эти на жаре дохнут как мухи. Уже четвертого выносим.

Рядовой кивает на двух товарищей, которые выволакивают из контейнера безжизненное тело.

Я заглядываю внутрь. Весь контейнер забит кваггами. Они лежат вповалку на железном полу – раненые, обессилевшие от жажды и голода, в основном самки и подростки. Клешни у многих раздавлены или разбиты кувалдой – чтобы больше не смогли держать оружие.

– Слушай, может, из пожарного рукава по крышам плеснуть? – говорю я рядовому. – Железяки бы не так грелись.

– Делать мне нечего! Может, им еще колы со льдом? – Он сплевывает на горячий бетон. – На базе и так воды в обрез.

– А куда их везут?

– На астероиды.

Я понимающе киваю и направляюсь к зданию штаба, где уже топчется Ульман.

– Ну где ты телишься? Старший уже рвет и мечет! – торопит он меня в кабинет комбата.

Внутри обволакивает приятная прохлада кондиционированного воздуха. Густые жалюзи приглушают свет в окне, под которым зеленеет в кадке привезенная с Земли пальма.

– Вольно! – отмахивается комбат от нашего приветствия. – У меня для вас срочное задание. В целях минимизации рисков для будущей колонии штаб приказал выселить всех кваггов в радиусе тысячи километров. Обычно этим отряд Ермака занимается, но дел сейчас невпроворот, а времени в обрез, так что бросаем в поле всех, кто в наличии.

Капитан Ермак с позывным «Сорокопут» считался на базе живой легендой. Самую тяжелую и грязную работу он и его отряд выполняли безотказно, со рвением, за что и получили прозвище «миссионеры».

Командир выводит карту на большой экран и продолжает.

Конец ознакомительного фрагмента.