Рассказы бабушки Тани о былом
Шрифт:
Начальница вызвала Нюшку к себе, и через пять минут она выскочила из кабинета с приказом об увольнении с работы за прогул. Снова крутанулась: «Ну, ин ладно! Прощайтя, ня скучайтя!»
И в тот же вечер пришла на танцы. Кто-то из товарок посочувствовал ей, имея в виду косметическую процедуру в ямке. Нюшка весьма натурально разыграла возмущение: «Ишо чо наплели! В городе я была, на свадьбе!.. А вы идитя друг дружку понюхайтя! Можа котора из вас там попраздновала?» Некоторые усомнились, была ли история с «кремом» из ямки. Может, опять возвели напраслину? Независимый вид неунывающей Нюшки поддержал эти сомнения, и разговоры сами собой утихли.
Брат по знакомству устроил
Без скотины в наших краях не проживешь, а летом сушь, трава выгорает быстро, редкий хозяин успевает запастись сеном, кормят скотину зимой в основном соломой, растаскивая по ночам оставленные в поле колхозные скирды. Вооружившись длинной железной тростью с крепким крючком на одном конце и загнутой ручкой на другом, подкрадываются к громаде скирда, вонзают трость поглубже в его чрево и выдергивают первый пук соломы, захваченный крючком. Потом второй и так набирают несколько охапок, набивают соломой большой мешок и, взвалив его на плечи, потайным путем бегут домой. Ночные посетители наделали много глубоких и вместительных нор со всех сторон скирда, в которых относительно тепло даже зимой. Нюшка облюбовала несколько таких нор и смело приводила туда клиентов… Тепло, сухо, и от людских глаз далеко. Бухгалтер зачастил, не обращая внимания на погоду.
Братья разыграли все, как по нотам: захватили любовников в соломенной дыре, возмутились бесстыдством развратника, соблазнившего их сестру. Пригрозили пожаловаться в райком и заставили жениться. Бухгалтер увез Нюшку без свадьбы, стыдясь и проклиная свою судьбу. Тименчиха хвасталась, что зять попался хороший, с хозяйством, дом — полная чаша, не пьет, а что детей не доверяет Нюшке, так это к лучшему, пусть так и живут у его матери. Нюшка счастлива, хотя в колхозе ее никто не привечает, а свекровь вообще дверь от нее на запор: «Ну, и тот-то с ей, пушай ня пуская, у Нюшки забот будя поменя».
Я пропадала целыми днями то на уроках, то на работе в школе и с бывшей подругой совсем не встречалась. Мама говорила, что Нюшка приезжала с мужем и дочкой, гостила у матери по два-три дня, на вид довольная и гордая.
Уже в десятом классе судьба случайно свела нас возле арыка, в котором прохлаждался Мяколка, принимавший грязевую ванну, как всегда в последнее время: Чуть выпьет, тут же ищет лужу поглубже и плюхается в нее, в чем стоит.
Возле школы начали закладывать новый парк, и мы с пионерами устроили трудовой рейд в ближайшее ущелье за саженцами дикого шиповника для его ограды. Мы уже возвращались в село, неся вязанки шиповника, завернутые в мешки и попоны… Шли через кишлак строем, весело, с песнями, в окружении сбежавшихся узбекских ребятишек. Возле чайханы я увидела Тименчиху. Она стояла возле арыка и тянула:
— Мяколк, сказывал ня буду!
— Ня буду, Акульк, ня буду! — отвечал ей пьяный Мяколка, лежа в грязи неглубокого арыка. Тименчиха
— Бряхун! Сказывал, ня буду, опеть выгвоздалси в грязюке! Ня бряши!
Мяколка в тон ей бубнил невнятно:
— Ня буду, Акульк, ня буду!
Я хотела отправиться восвояси, но Нюшка меня задержала:
— Сказывай, как живешь-то…
— Хорошо, лучше не надо. Вот осталось экзамены на аттестат зрелости сдать, а там море по колено!
— Значит. доси зеленая! Когда поспеешь-то, зрелости добудешь? Наравне с детишками игры у тебе, все песни орешь да строем забавляешьси… Тьфу!
— А ты, я вижу, давно поспела. Когда же? В ямке возле насыпи? Или в соломе? И этим гордишься? Тьфу!
Не желая продолжать разговор, я резко повернулась. Уходя, услышала, как она заматерилась и крикнула со злостью:
— Чего хвост-то задираешь? На собе погляди… Побирушка! Кусочница!
Мимо моей головы просвистел увесистый камень. Нюшка сохранила привычку драться и выставляться своими нарядами. По сравнению с ней я, конечно, была в затрапезе: школьная выгоревшая форма, красный галстук и стоптанные брезентовые туфли. У меня уже были модные наряды, но не надевать же крепдешиновое платье, идя в горы с лопатой выкапывать саженцы!
Наконец аттестат получен. Круглые пятерки. Здравствуй, новая жизнь! В институт дорога закрыта: нужно помогать маме поднимать двух младших сестер. Сразу пошла работать в маленькую школу учительницей русского языка, а когда началась война, стала ее директором. С седьмого класса мы пели: «Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов!» Но все равно гитлеровское нападение оказалось неожиданным. И в первый же год боев погибли почти все мои одноклассники. С девятого класса их забрали в военные училища, младшими лейтенантами они встретили врага в самую трудную для Родины годину.
Бухгалтер, Нюшкин муж, попросился добровольцем на фронт, иначе не мог освободиться от ненавистной «кацапки». Получив похоронку, его мать, Нюшкина свекровь, попросила в колхозе подводу, усадила в нее Нюшку и двух ее крохотных дочек, бросила в телегу детскую одежонку и приказала убираться вон, чтоб духу ее не было. Тименчиха приняла внучек и их непутевую мать. Мяколка к этому времени умер, простудившись в очередной луже, уже припорошенной снегом. Три Нюшкиных брата тоже в числе первых были взяты на фронт, отвоевали от звонка до звонка, но ни один из них ни разу не ходил в атаку. Старший тачал сапоги для генералов и полковников, Тишка возил важного интендантского начальника, а третий брат обслуживал на грузовике прачечную и несколько столовых. Все трое отсидели войну во втором эшелоне, спали спокойно, ели от брюха и знай мародерничали в прифронтовой полосе, отправляя матери посылки с награбленным добром. Все трое были женаты, семью не забывали, но все ценные вещи доверяли только матери.