Рассказы Чумы
Шрифт:
«И снимаю я вторую печать, и вижу: входит тот, что возьмет мир с земли всей, чтоб убивали друг друга и ненавидели, и льстили, и вонзали нож в спину».
Третий был укрыт черным плащом, и вороной жеребец под ним несся во весь опор, а над головой его горели призрачным знаком весы.
«И снимаю я третью печать, и вижу: конь темный, как ночь, и на нем всадник, имеющий под властью своей всякую меру пшеницы, ячменя и иного, рождаемого скудной землей».
Белый
«И снимаю я четвертую печать, и вижу: вот та, что возьмет свою дань смертями от тяжелых болезней, и поднимет длань над немощными, и укажет дорогу им к избавлению».
Мир мигнул и исчез.
Эвмел вздрогнул и очнулся. По контуру круга бушевало белое пламя, а в центре, у самых ног владетеля, лежало три предмета - которых здесь не было и не должно было быть.
Он нагнулся.
Серп из древнего металла играл отблесками огня, бегущими по острому, зеленоватому лезвию. Короткий острый меч с сердцевидным перекрестием отсвечивал красными сполохами. Прозрачный флакон их хрупкого стекла рядом с грозным оружием казался смешной игрушкой.
Не хватало еще одного, четвертого. Он медленно разжал ладонь, в которой лежала серебристая стрелка-игла. Символ Ореса, символ вечных Весов.
Значит, это и есть то самое предназначение, призванное спасти его народ?
Но всадников четверо; а он один. Кто возьмет остальное? Эвмел взял в руки меч и едва не обжегся. Металл казался донельзя раскаленным.
Тогда владыка положил его на место и, вздохнув, покинул круг. Вопросов стало больше, чем ответов. Нужно посетить святилище; возможно, Орес направит его мысли в нужное русло.
На том месте, где он оставил Эврифею, мирно спала девушка с длинными светло-русыми, вьющимися локонами. Тонкие черты лица на мгновение исказились мимолетным сновидением. Эвмел потрясенно воззрился на нее.
Кто это? И где Эврифея?
Он бросился к дверям, чтобы проверить засов. Не мог ли кто обманом проникнуть в эту комнату, пока Создатель проводил ритуал?
Засов был задвинут, как и прежде. Эвмел поднял руки к лицу, словно отгоняя дурной сон. Шагнул обратно. Справа, в зеркале мелькнула неясная тень. Он повернулся, желая рассмотреть её.
И отшатнулся.
Из стекла, покрытого амальгамой, на него смотрел черноглазый темноволосый мужчина.
Глава 75. Брань
Дернувшись
Он вспомнил, как поинтересовался у одного из подчиненных Ирага, как они собираются удерживать Глада в плену. Светлый лишь засмеялся в ответ, пояснив, что ипсилотери придумал ради этого особые кандалы, которые возможно открыть лишь жизненной силой Крылатых - тен психей, так он её назвал. Всадники - единственные, кто не обладает тен психей, потому не способны вырваться из этих оков. Вряд ли у кого-нибудь из обитателей Рая найдется желание помогать пленнику - учитывая, сколько раз он лично перебегал Крылатым дорогу.
Брань тогда еще подумал, что не хотел бы оказаться на месте Глада. И вот поди ж ты. Треклятый Ираг все просчитал наперед, решив избавиться разом от всех. А ведь так все хорошо начиналось!
Он дернулся еще раз, и еще, понимая всю тщетность своих движений. Даже если бы самого старшего поставили бы прямо перед его носом - то и тогда красный не смог бы преодолеть магию Светлых.
Брань зло сплюнул на пол.
Сволочь! Вот бы кого бы он сейчас с превеликим удовольствием бил бы, не останавливаясь, так, чтобы ненавистное лицо сплошь покрылось кровавыми волдырями. Бил бы без устали, вкладывая всю душу в каждый удар.
В памяти всплыло: прекрасная, темноволосая возлюбленная, с изумлением и недоверием слушающая его рассказ о том, как Создатель сходит с ума. Неожиданно комната отдалилась, потемнела и стала прозрачной. Он видел, как девушка побледнела и закричала, как её руки схватили воздух. А потом... потом между ними выросла стена и пустота заполнила его, сдавила и дышать стало нечем.
Он вспомнил, как огонь обжигал его тело, испепеляя нутро, как он сам стал огнем; разгоревшийся пожар был залит сочащейся кровью, проникающей сквозь каждую частицу тела. Кто бы знал, какую страшную боль архонт испытывал тогда, что бы он отдал за то, чтобы не чувствовать этого. Не чувствовать, как кожа рвется и срастается черным пеплом в рваные трещины; как ветер иссушает горло, как невыносимо хочется умереть. И если бы не Гадер, собственной персоной вытащивший брата из душного мрака, Тарт был бы обречен на вечные страдания.
Тот день был последним, когда он видел Эврифею... Чуму? Нет, тогда она еще была для него Эврифеей - рассудительной, испуганной, умеющей бояться и плакать, умеющей любить и каяться, не имеющей ничего общего с русоволосой всадницей, убивающей, ненавидящей, не помнящей его. Не помнящей их.
Надо было ей все рассказать с самого начала.
– Дурак, - усмехнулся Брань-Тартес, не заметив, как заговорил вслух.
– Она бы не поверила тебе и первым делом пошла бы к Гладу.