Рассказы и повести

Безуглов Анатолий Алексеевич

– Вы помните, где он останавливался?– спросил я.

– Какой там! Я и в своем собственном городе вечером ни черта не вижу. Как крот… Зрение плохое – куриная слепота…

– Неужели совсем ничего не приметили?– настаивал я.

Михальчик задумался, глядя невидящими глазами куда-то в потолок.

– Нет! Хоть убейте…– Он мучительно морщил лоб.– Впрочем… Когда я ждал шофера, мимо проехал трамвай…

– Номер не разглядели?– с надеждой спросил я.

– Я же сказал,– виновато покачал головой больной.– И еще. По-моему, таксист остановил машину рядом с какой-то будкой…

– Хорошо, продолжайте, пожалуйста,– попросил я.

– Ну, привез он меня к пансионату. На счетчике – восемь

рублей… Я дал красненькую. Сдачу брать было неудобно… Забежал в свой номер, прихватил несколько яблок, винограду… Пошел к Белугиной… Она увидела бутылку, сполоснула два стакана… Выпили за знакомство, потом – за хорошую погоду. Смотрю, повело бабенку. Хватит, думаю. А она командует: наливай… Ну я плеснул ей еще, на самое донышко… Анастасия Романовна выхватила у меня бутылку, налила стакан до краев и залпом… Глаза покраснели, навыкате, сама вдруг озверела… Как начала меня поливать! Я прямо-таки опешил… А она знай всех мужиков хает!… Взяла за горлышко бутылку – и хрясь о стол!… Руку себе здорово распанахала. Кровь хлещет, а ей хоть бы хны, даже боли не чувствует… Я здорово струхнул: чего доброго, истечет кровью, отдаст концы, а мне отвечать… Вспомнил, что мой сосед по палате врач. Выручил как-то тройчаткой, когда у меня голова болела… Я бегом к нему. Сосед уже спать лег, так я поднял его с постели. Рассказал, что и как… Помчались мы к Белугиной… Смотрим, а она лежит на полу. Рвет ее. Корчится вся… Ну вдруг и из меня фонтан… Сосед-врач первым делом перевязал Белугиной руку, потом говорит: вот что, дорогой товарищ, у нее и у тебя – отравление… Я ему: какое там отравление! Выпили всего ничего, даже не всю бутылку до конца… Он как рявкнет на меня: делай то, что говорю! С этим не шутят!… Заставил меня выпить литров пять воды с содой… Я все стравил… Мы пытались то же самое сделать с Белугиной, но не смогли разжать ей рот… Хорошо, у соседа машина своя. Снесли в нее Анастасию Романовну и на полной скорости в больницу… А Белугина плюс ко всему обложила меня при всех врачах! – Михальчик махнул рукой.– Конечно, в беспамятстве была… Вот так, товарищ прокурор… Я ни при чем… Она же сама напросилась…

– Скажите, Валерий Афанасьевич, вы случайно не запомнили номер такси?

– Если бы и захотел, то не разглядел бы…

– Ну а водитель!… Какой он из себя?

– А бог его знает! По-моему, не молодой и не старый…

– Блондин? Брюнет? Какой нос, рот?…

– Так ведь в салоне темно… Для меня – как в пещере… Глаза у меня…– снова повторил он.

– А слух?

– Нормальный,

– Какой у водителя голос?– продолжал допытываться я.– Высокий, низкий, глуховатый, звонкий?… Может, шепелявит, картавит, заикается?…

Михальчик некоторое время молчал, наморщив лоб, пытался вспомнить.

– Речь нормальная,– вымолвил наконец он.– Веселый… Байки травил… Про артистов, композиторов…

– Можете пересказать хоть одну?

Снова мучительное раздумье.

– Понимаете,– стал оправдываться пострадавший,– голова у меня другим была занята… Как бы достать бутылку… Но одну байку, кажется, помню… Какого-то скрипача пригласил в гости богач. На чай. И говорит: прихватите с собой скрипку… А музыкант отвечает: огромное спасибо но моя скрипка чай не пьет…

«Да,– подумал я,– маловато для того, чтобы опознать водителя такси».

– Валерий Афанасьевич, а бутылка «пшеничной» как выглядела? Ничего подозрительного?

– Нормальная была бутылка, обыкновенная,– ответил Михальчик.– Запечатанная, этикетка… Все чин чинарем…

– Где она?

– Мы уехали и оставили в палате Белугиной все как было.

Протокол допроса пришлось Михальчику зачитать вслух. Он расписался на каждой странице на ощупь. Расписался и главврач.

Прежде чем допросить пострадавшего десятиклассника,

я позвонил из кабинета главврача в управление внутренних дел, попросил разыскать Карапетян и передать ей задание: срочно отправиться в пансионат «Скала», изъять разбитую бутылку «пшеничной» (если ее не успела убрать уборщица) и стаканы, из которых пили Белугина и Михальчик…

…Подростка, доставленного в больницу с отравлением, звали Максим Подгорный. В курс дела ввела меня заведующая терапевтическим отделением Людмила Антоновна Бек.

– Максика доставили в больницу около четырех часов утра,– рассказывала она, и по тому, как Бек назвала пострадавшего, я понял, что у доктора и пациента установились дружеские отношения.– Типичные признаки острого отравления…– И Людмила Антоновна перечислила симптомы, которые наблюдались у всех пострадавших.

– Кто его привез?– спросил я.– «Скорая»?

– Нет, отец на такси. А мать лежит дома после сердечного приступа.

– Где же выпивал парнишка?– поинтересовался я.– В компании с дружками?

– В том-то и дело – один… Понимаете, мальчик прогулял первый день учебного года. Катался на парусной доске. Кажется, называется виндсерфинг… А подбил его на это приятель постарше. Классный руководитель решил позвонить родителям: почему Максим не явился в школу? Родители в недоумении: утром он ушел в школу, как все… Конечно, мать с отцом разволновались, стали обзванивать друзей сына… Те ничего не знают. А парня нет в пять часов вечера, в семь, в восемь… Заявился он в девять. И отец не придумал ничего лучшего, как сказать: иди туда, откуда пришел, где болтался весь день!… Представляете, даже дверь не отворил!… Тоже мне, метод воспитания!… Максим, я поняла, мальчик с характером… Короче, нет его еще полчаса, час… Отец перепугался, вышел на улицу. Расспросил соседских детей, но никто его сына не видел… Матери плохо, свалилась с сердечным приступом… Отец пошел искать Максима по городу… Нашел под утро в сквере возле набережной, под скамейкой… Пришел в ужас!… Схватил такси – и к нам!

– Как себя чувствует Максим?

– Уже шутит,– улыбнулась завотделением.– А что им, молодым! Все как с гуся вода! Он даже не представляет, чего избежал!… Просто счастливая случайность…

– Я могу с ним побеседовать?

– Если не очень долго,-сказала Бек.– Все-таки он пережил немало… Кстати, у него сейчас отец.

– Действительно кстати,– заметил я.

Максим Подгорный лежал в крохотной палате, где с трудом умещались кровать и два стула. Парнишка, видать, был хорошо тренированный – широкая грудь, тугие бицепсы играли под рукавами больничной курточки, которая не сходилась на нем. Круглая, с коротким ежиком волос голова сидела на крепкой шее.

О том, что подросток перенес острое отравление, говорили синяки под глазами и чуть сероватый цвет лица.

Отец Максима, напротив, был неспортивного типа: долговязый, нескладный, с узкими плечами. Он суетливо поднялся со стула при нашем появлении, уступая его заведующей отделением.

– Сидите, сидите, я постою,– сказала Людмила Антоновна и представила меня.

Подгорный-старший хотел выйти, но я попросил его присутствовать на допросе. По закону допрос несовершеннолетнего может проводиться в присутствии педагога или кого-нибудь из родителей.

Обстановка в палате была довольно свободной. Наверное, после всего пережитого отец и сын уже выяснили отношения. Оба, по-видимому, чувствовали себя виноватыми друг перед другом, отсюда взаимная нежность и сердечность.

Отец не без юмора рассказал, как не пустил свое чадо домой. Я тоже не хотел вносить излишнюю официальность и спросил у подростка с улыбкой:

– Значит, решил «насолить» родителям?

– Проявил мужскую непокорность,– поддержал тон Максим.– Завил горе веревочкой…