Рассказы и повести
Шрифт:
Он успел проработать немногим больше недели…
– Как вы думаете, кто все-таки его?– спросил я, когда Апя выговорилась.
– Не знаю, товарищ прокурор. Может, пригрозил кто Николаю? Я до пас в милиции была. Там говорят: укажите виновных, тогда будем разбираться. А я им: вы и так должны найти тех бандитов… Разве я не права?
– Значит, вы никого конкретно не подозреваете?
– Нет.
– А как же милиции искать, если ваш муж молчит, не хочет говорить, кто и при каких обстоятельствах избил его?
Дорохина пожала плечами и заявила:
– Это
Я тоже ходил на это представление. Артист Юрий Горный действительно творил чудеса. В мгновение ока возводил в куб предложенные из зала четырехзначные числа, мог в считанные секунды извлечь корень из длинного числа. Но наиболее сильное впечатление он произвел, когда демонстрировал умение отгадывать мысли. Например, попросил девушку из зрителей в его отсутствие спрягать куда-нибудь иголку, а потом с завязанными глазами точно указал ряд и место, на котором сидел человек (тоже из публики) со спрятанной в галстуке иголкой. Он мог также отгадать в книге те слова, которые (опять же в его отсутствие) загадали зрители…
Короче, в Дорохиной как-то странно уживались рассудительность и в то же время наивность. В чем нельзя было отказать ей, так это в искренности и почти детской правдивости.
Насколько я понял, она думала, что мы, то есть прокуратура и милиция, если захотим, можем все, даже отыскать обидчика (или обидчиков) ее мужа, не имея достаточных улик.
– Вот что,– сказал я, завершая беседу,– попросите, чтобы ваш муж зашел ко мне. Возможно, со мной он будет более откровенным. Мужчины могут скорее договориться между собой.
– Поговорите с ним, товарищ прокурор, поговорите,– ухватилась за эту мысль Дорохина.– А то знаете, что-то нехорошо у меня на душе…
Николай Дорохин зашел ко мне на следующий день.
Я видел, как возле прокуратуры остановился могучий КрАЗ, на радиаторе которого почему-то красовалась эмблема от легковой машины «Чайка». Из кабины вылез высокий нескладный парень в брезентовой куртке, кирзовых солдатских сапогах и в кроличьей ушанке. Он потоптался у машины, потом нерешительно вошел в подъезд.
И разговор у нас получился какой-то нескладный. Доро-хин смущался, норовил отвести глаза в сторону. А возможно, он стыдился синяка, расползшегося от глаза почти на пол-лица. Одно было видно: ему очень не хотелось приходить ко мне, но и ослушаться жену, видимо, не мог.
– Неинтересная история, товарищ прокурор,– говорил он, не зная, куда пристроить свои жилистые руки.– И зря Анна всполошилась. Вас вот от важных дел отрываем…
– Значит, вы утверждаете, что была авария?– допытывался я.
Дорохин при слове «авария» насторожился. Может, испугался, что его привлекут за транспортно-дорожное происшествие, и теперь взвешивал, какое зло наименьшее? С одной стороны, авария, с другой –
– Какая там авария,– наконец буркнул он.– Выдумал я. Чтобы жена отстала…
– Драка?
– Так, ерунда,– снова буркнул Дорохин.
Жена была права: из Николая каждое слово надо было тащить клещами.
Насколько мне удалось разобраться (впрочем, я не уверен, что понял его до конца), у Дорохина якобы была стычка с приятелем и виноват в этом как будто сам Николай: нехорошо отозвался о его подружке. Словом, обычная история. Погорячились (оба, кажется, немного выпили), обменялись тумаками. Во всем этом трудно было усмотреть какой-то особый криминал.
Добиться большего от Дорохина я не мог. И, признаться, не очень старался. Если его объяснение было правдиво, то инцидент, как говорится, был исчерпан. Ну а если Николай утаил истину, это оставалось на его совести. Человек он взрослый, должен отвечать за свои слова и поступки. Да и не такое тут происшествие – синяк под глазом и разбитый нос,– чтобы мне самому ломать над случившимся голову. Но все-таки я сказал, что если он посчитает нужным, то может обратиться в суд в порядке частного обвинения, в данном случае – в нанесении Дорохину легких телесных повреждений.
Не знаю, что рассказал Николай жене после визита в прокуратуру, но больше Аня ко мне не приходила. И эта история стала забываться.
А буквально через день пришлось заняться одним необычным делом. Мой помощник, Ольга Павловна Ракитова, уехала на семинар, проводившийся областной прокуратурой, и дела по общему надзору в это время легли на мои плечи.
Однажды, сидя у себя в кабинете, я услышал в приемной шум. И удивился. Не шуму, конечно,– здесь всякое бывало,– а детским голосам. Через минуту зашел шофер Слава.
– Захар Петрович, тут к вам хлопцы рвутся,– сказал он.
– Какие хлопцы?
– Да стою я на улице, вытираю машину,– объяснил шофер.– Окружили меня, говорят, нужен кто-нибудь из прокуратуры, дело, мол, серьезное…
– Так пусть заходят,– пригласил я.
«Хлопцы» – трое подростков. Как они сказали, из соседней школы. Два мальчика и девочка.
Говорить начали разом, поэтому понять их было невозможно.
– Давайте для начала познакомимся,– предложил я, когда возбуждение несколько поостыло.
– Руслан,– назвал свое имя высокий серьезный мальчик, который, по-видимому, главенствовал среди них.
– Роксана,– сказала чернявая девочка с темными миндалевидными глазами и добавила: – Симонян.
Третьего звали Костей.
Они учились в восьмом классе и состояли в «голубом патруле». О дозорных этого патруля писала как-то городская газета. Они следили за состоянием озер, прудов, рек и речушек в Зорянске и его окрестностях, помогали инспекторам рыбнадзора выявлять и ловить браконьеров, спасали водоплавающих птиц, оставшихся по какой-то причине зимовать у нас, вели учет пернатых, чья жизнь связана с водой. В общем, как я понял, забот у них было много…