Рассказы и повести
Шрифт:
– Нет, впервые встретились в поезде.
– Хорошо. Припомните, вы не говорили кому-нибудь из них, что Измайлов – прокурор Зорянска?
Горелов наморщил лоб.
– А зачем мне это? Неужели я не понимаю…
– Постарайтесь вспомнить.
– За кого вы меня принимаете, товарищ Авдеев?– обиделся Николай Сидорович.
– Да нет. Ничего страшного на самом деле не произошло, если вы и сказали. Он ведь все равно был в форме. Но это очень важная деталь, она много значит.
– Никому я про Захара Петровича не говорил. Люди разные бывают. Не дурак же я последний.
– Понятно. Спасибо за сведения.
– С этим инженером? Да, как-то нашли общий язык. Кстати, сам себе удивляюсь: я выпил-то всего ничего, а разморило… Крепка у Марины Петровны настойка. Никогда не думал, что так быстро того…
– Вы обратили на это внимание? – спросил Авдеев.
– Конечно. Наутро голова болела, словно я выпил ведро самогону…
– А как вы расстались? Вы же вышли вместе с Ажновым и Клоковым?
– Очень просто. Я вижу, такое дело, скандал. Мне неловко. Невольный свидетель. Выскочил за дверь. Слышу, за мной по лестнице спускаются оба… Мы подошли к остановке автобуса. Я вскочил в первый же. Думал, что и они тоже. Когда огляделся в автобусе, их не было. Думаю, черт с ними. Даже лучше…
– Они о чем-нибудь переговаривались между собой?
– Нет. Молчали.
– Понятно. И вы их больше не видели?
– Нет. Часа через три я уехал. Путевку ведь мне дали «горящую». Два дня уж и так пропало…
…По дороге из совхоза «Коммунар» Авдеев еще и еще раз анализировал разговор с Гореловым. Что же выходило? Клоков и мнимый Ажнов оказались не теми, за кого выдавали себя. Раз. Чета Белоус знала заведомо, что я – прокурор города Зорянска, хотя Марина Петровна не подала и виду. Это два. Три: почему-то Горелову и мне дали напиток, от которого клонило в сои. Выходит, специально усыпили. А заодно и лже-Ажнова, чтобы не было подозрений.
Теперь у Авдеева не оставалось никаких сомнений, что я стал жертвой какой-то гнусной истории…
На следующий день Владимир Харитонович обратил внимание еще на одну важную деталь. Дело в том, что, собираясь на конференцию в Рдянск, я купил билет на проходящий поезд. Накануне. Остальные три места в этом купе были закуплены с самого начала пути. Но Клоков ехал с места отправления поезда один. Он предупредил проводника, что в Зорянске и в Ратани подсядут остальные. Проводник не обратил тогда на это обстоятельство никакого внимания. А теперь вспомнил…
У Авдеева для меня был еще один сюрприз. Он ознакомил меня с копией письма Белоуса в Прокуратуру Союза.
«Уважаемый товарищ Генеральный прокурор,– писал супруг Марины Петровны.– Осмеливаюсь обратиться к вам с просьбой, потому что в Рдянской областной прокуратуре творятся форменные безобразия и покровительство своих работников. В народе говорят, что ворон ворону глаз не выклюет. Я эту горькую правду испытал на своей шкуре. Так как защиты от посягательств на мою честь и семью в руководящих инстанциях области я не смог найти, обращаюсь за помощью к вам. Знаю, что прокурор области и его подчиненные сделают все, чтобы выгородить своего городского прокурора, очень прошу вас, чтобы моей жалобой занялась Прокуратура СССР. Вместо того чтобы внимательно и со всей честностью рассмотреть мое заявление и наказать прокурора Зорянска 3. П. Измайлова за его аморальное и вредное поведение, совершенное в моем доме, органы прокуратуры Рдянской области пытаются очернить
Далее Белоус излагал историю «соблазнения» его жены мной еще в более резких и ярких красках, чем в заявлении в обком партии. В конце письма он писал, что «травля и преследование со стороны органов» его не остановят и в случае чего Белоус будет вынужден обратиться в более высокие инстанции…
– Ну как? – спросил Авдеев.
– Тут может быть два соображения. Первое. Или Белоус не посвящен в игру, которую вели его жена, Клоков и Ажнов. И послание его искреннее. Второе. Они ожидали, что после обращения в обком меня тут же выгонят из прокуратуры. Надежды не оправдались. Теперь Белоус идет ва-банк. Ведь надо дело доводить до конца.
– Скорее всего – второе,– сказал Владимир Харитонович.
– Почему?
– Объясню. История с вашим «моральным падением», по моему убеждению, спровоцирована с самого начала. Скажем прямо, подстроено ловко. Узнать, что будет областная конференция, нетрудно. День открытия – тоже не государственная тайна. Об этом опубликовано в нашей «Рдянской правде». О вашей поездке на конференцию разнюхать было не очень сложно. Охота за вами велась тщательно и продуманно. Об этом говорят факты с железной дорогой. Было выяснено, каким поездом вы поедете, в каком вагоне и купе. Ведь вы покупали билет предварительно? Они каким-то образом об этом узнали и ловко воспользовались. Возникает вопрос: знал ли обо всем этом муж Марины Белоус? Обратите внимание, с какой быстротой Белоус пожаловался в обком. Я думаю, что он один из участников спектакля…
– Действовали уж больно открыто и нахально,– усомнился я.
– А что? Расчет правильный. Обидели рабочего человека. Честного труженика. И кто обидел? Тот, кто стоит на страже законов. Били, подлецы, в самую точку – моральное разложение. Скользкий, стыдливый вопрос.
– Мне казалось, что никто кругом не верит мне…
Авдеев покачал головой.
– Нельзя так, Захар Петрович… Ну ладно, мы не о том говорим. Итак, теперь ясно, что вы кому-то насолили. Надо узнать – кому… Поговорю со Степаном Герасимовичем, что делать дальше…
В тот же день мы с Авдеевым выехали в Рдянск.
Зарубин поддержал версию, выдвинутую Авдеевым.
– Из всей компании мы наверняка знаем двух людей,– сказал он.– Супругов Белоус. Муж отбывал наказание в колонии. Хорошо бы прощупать его через приятелей по заключению.
– И выведем на чистую воду,– оживился Авдеев.– Ведь я не просто кадровик. Как-никак, больше десяти лет был следователем.
– Не кажите гоп…– усмехнулся Зарубин.– Судя по всему, противник сильный…
…И все же возвращался я домой окрыленный. Наверное, перемена в моем настроении была так заметна, что мать не удержалась и сказала:
– Даша, погляди, Захар-то наш сияет, как солнышко. Поправилось на службе, что ли?
– Поправляется, мать.
Я очень внимательно наблюдал за Дашей. Она ничего не сказала, но не смогла сдержать вздох облегчения.
Мы улеглись спать. С приездом матери я снова был переведен в спальню. По Дашиному дыханию я понял, что она не может уснуть, как и я. Жену конечно же интересовало, что происходит на моей службе и почему я приехал из области совсем в другом настроении. Я долго ждал, спросит ли она что-нибудь или нет. Но Даша молчала.