Рассказы и завязи
Шрифт:
После медучилища она работала в сельском медпункте фельдшером. В селе ее сразу приветили за добрый характер и за то, что она хорошо делала уколы. Старики и старушки, больше других ходившие в медпункт, отмечали «легкую руку» его Ольги.
Сейчас, перед родами, Серега был спокоен за жену. Дома всегда была его мать, теща жила на другом конце села, да и девчонки из медпункта помогут всегда, ежели будет в том нужда. Но рожать, как договорились, он повезет Ольгу в райцентр и они заранее вызовут машину скорой помощи. Так что Серегу ждал на днях ещё один крутой
Эх, да и вся-то жизнь как вот эта дорога: то прямая и гладкая, то с поворотами вправо и влево, то идет на подъем, то на спуск с ухабами и заносами на обочину и многими прочими неожиданностями.
Вот и сейчас Серега вдруг заметил, что дорога стала мокрой от прошедшего, видно, недавно дождя, а, вернее, судя по лужам, налетевшего внезапно ливня.
А вон вдали на обочине уже показался давно знакомый ему столб, с прибитым к нему жестяным треугольником предупреждающего дорожного знака «опасный поворот» с изогнутой влево черной линией. От этого столба до Сосновки всего каких-то четыре километра.
Сам поворот дороги в этом месте не был так опасен. Опасны были выросшие на повороте деревья и кусты ивняка, закрывающие обзор поворота, откуда бы ты ни ехал. Поэтому Серега, как всегда, чуть снизил скорость, подъезжая к столбу с треугольником.
Но, начав поворот, он вдруг увидел на той стороне съехавшую с обочины легковую машину и рядом с ней машущего рукой мужика в кожаной короткой куртке. По трехлучевой звезде на капоте машины Серега понял, что в придорожной канаве застрял «Мерседес». Задние колеса его занесло в канаву и ясно было, что без помощи оттуда ему не выбраться.
Машина была незнакома Сереге. Ни в селе, ни в округе иномарок он вообще не встречал, да и мужик ему никого не напоминал.
«Ну и пусть сидит», — решил вдруг Серега и нажал на педаль газа. Он пролетел мимо застрявшей машины даже не повернув годовы и не глянув в боковое зеркало.
Серега, как и многие его друзья-шоферы, недолюбливал «Мерседесы», «Форды» и прочие иномарки. То ли был наслышан о высокомерии их владельцев к своим коллегам на «жигулях» и «москвичах», то ли сам сталкивался с ними на городских перекрестках и спроси сейчас его об этом, он бы не смог объяснить свою нелюбовь.
Поэтому Серега и не думал больше о «Мерседесе», а мчался, как на крыльях к родному дому. И вскоре еще за одним поворотом он увидел высокую башни водокачки, сложенную из серого кирпича, черную трубу котельной, мимо которых Серега и выехал на главную улицу села. Возле сельмага он свернул на свою улицу и остановился в широким переулке напротив родного дома.
Серега заглушил мотор, выскочил из кабины и увидел стоявшую на крыльце мать.
— Оля дома? Как там она? — спросил Серега, подходя к крыльцу.
— А её нет, — ответила мать.
— Как нет? — остановился Серега. — А где она?
— Увезли её в роддом, Сережа. Ты разве их не встретил на большой дороге?
— На чем увезли? На скорой помощи?
— Да нет. Ольге что-то занемоглось, и я побежала к Светке-фельдшерице,
— Не на «мерседесе» ли?
— Откуда я знаю. Такая, вроде «Волги», со звездой на моторе-то. Ну, Оля со Светкой на заднее сидение сели, да и поехали.
— Откуда тут машина такая взялась? — почти крикнул Серега.
— Светка сказала, что к Ветровым зять из города приезжал. Он там какого-то начальника возит. Так что все слава Богу, сынок, ты не волнуйся…
Но Серега уже больше не слушал мать. Он бегом бросился к своей машине и вскочил в кабину, резко хлопнув дверцей.
Мотор взвыл, будто раненый зверь от боли, потом мощно и грозно взревел и машина, круто развернувшись, понеслась, набирая скорость по деревенской улочке, гремя бортами и подпрыгивая на пыльных ухабах.
Инспектор Мегрин
Районный автоинспектор Леонид Матвеевич Мегрин третью ночь плохо спал. Во сне он часто вздрагивал, будто по его телу пропускали электрический ток, подергивался и тихонько постанывал, а под самое утро с громким криком вскочил и сел в постели и, зябко поеживаясь, натянул на себя одеяло.
Жена Марья тоже пробудилась и сперва с испугом на него поглядела, а потом обняла за плечи.
— Что с тобой, радость моя? — спросила она, прижавшись к мужу.
— Ничего… Погоди. Ух ты, елки зеленые… Вот это да… Надо же такому приснится. Страшно даже.
— А-а… — зевнула Марья. — Спишь раскутанный, вот и снятся от холода кошмары всякие. Ложись-ка радость моя, поближе. Я тебя согрею.
Но Мегрин не спешил под бок жены. Он слышал где-то, что если про навязчивый сон кому-нибудь рассказать, то он перестает сниться.
— Третью ночь, понимаешь… — Мегрин полез под одеяло. — Все одно и то же. Покою нет… Будто бы сижу я в засаде, но почему-то в кустах в городе где-то и нарушителей жду. Потом кусты зашевелились… темные такие и из них что-то тоже темное на меня надвигается… Фу… Потом пропало и вдруг «Волга» не туда поворот сделала… серая. Я за ней, она — от меня. Я в трамвай вскочил и к водителю. Показываю и кричу, чтобы догонял машину-то. Едем, едем, а «Волга» за угол свернула и мы за ней тут же. Там поле чистое и нет никого. Пропала «Волга»-то… А тут перед нами котлован глубокий и рельсы на краю его обрываются: вот-вот свалимся. Но сперва отъехали, а потом трамвай сам вдруг вперед пошел и с обрыва прямо в котлован…. Тут и проснулся. Б-р-р…
— Говорю тебе — спишь голый. Еще бы не присниться. Давай согрею, радость моя. Вот так, спи…!
Марья еще плотнее прижалась к мужу, согревая и успокаивая его. Она боготворила супруга и не раз ему говаривала: «Да я за тебя, радость моя, любому глаза выцарапаю».
Имя свое, данное родителями лет тридцать назад, она произносила несколько иначе и при знакомстве представлялась Маринеллой. Особенно с тех пор, как муж стал автоинспектором, хозяином дороги и перед ним робели храбрые шоферы. Но знакомства бывали редко и имя, которое она себе придумала, не привилось.