Рассказы-исследования

Гофф Инна Анатольевна

В своей любви они оба не знали счастья.

«Я был несчастлив» – Чехов в рассказе «О любви».

«Одна боль…» – Авилова в дневнике.

Но счастье присутствовало в их отношениях, оно было как солнце за пеленой облаков.

Иногда оно прорывалось и озаряло их лица.

Двух голосов перекличка

Я предложила нескольким своим знакомым, людям, читающим много и с разбором, узнать рассказ по отрывку, который прочту им вслух:

«Только один раз, в самом начале их связи, она как-то неожиданно разрыдалась и стала говорить о том, что вместо счастья она чувствует

унижение и невыносимую тоску. Она даже стала жаловаться Павлу Аркадьевичу на него самого и доказывать ему, что он первый презирает ее и грязнит ее любовь.

Но, заметив его омрачившееся лицо и недружелюбный взгляд, она вдруг замолчала, долго сидела неподвижная и задумчивая и вдруг так просто, искренно и серьезно попросила у него прощения, что этой просьбой удивила и озадачила его еще больше, чем слезами и жалобами.

– …Да, я была несправедлива, – со странным смехом продолжала она…»

Трое, не задумываясь, назвали «Даму с собачкой». Один усомнился: разве имя Гурова Павел Аркадьевич? И еще один заявил, что это вообще не «Дама с собачкой», хотя и очень похоже.

Я взяла с полки том рассказов Чехова и прочла:

«Анна Сергеевна, эта… „дама с собачкой“, к тому, что произошло, отнеслась как-то очень серьезно, точно к своему падению, – так казалось, и это было странно и некстати… Она задумалась в унылой позе, точно грешница на старинной картине.

– Нехорошо, – сказала она. – Вы же первый не уважаете меня теперь.

…Прошло по крайней мере полчаса в молчании…

– Пусть бог меня простит! – сказала она, и глаза ее наполнились слезами. – Это ужасно.

– Ты точно оправдываешься.

– Чем мне оправдаться? Я дурная, низкая женщина, я себя презираю и об оправдании не думаю…

Гурову было скучно слушать, его раздражал наивный тон, это покаяние, такое неожиданное и неуместное; если бы не слезы на глазах, то можно было бы подумать, что она играет роль.

– Верьте, верьте мне, умоляю вас, – говорила она. – Я люблю честную, чистую жизнь, а грех мне гадок…

– Полно, полно…

Он целовал ее, говорил тихо и ласково, и веселость вернулась к ней, стали оба смеяться».

Сопоставив отрывки, мои знакомые пришли к единодушному выводу: все состояние героев – ее слезы, его раздражение, вызванное неожиданным раскаяньем, ее долгое затем молчание и даже переход одинаковы – у Чехова «стали смеяться», а там «со странным смехом»…

Оставалось назвать автора приведенных строк.

– Лидия Авилова, – сказала я. – Это из ее рассказа «Последнее свидание». Он был опубликован в газете «Сын отечества» двадцать пятого февраля (девятого марта) тысяча восемьсот девяносто девятого года. Лишь осенью того же года была написана «Дама с собачкой» и помещена в декабрьской книжке журнала «Русская мысль».

Помню свое ощущение, с которым читала это впервые, – изумление, внутреннее чувство протеста: нет, этого не может быть! В конце концов, случаются же совпадения. Тем более в одинаковой ситуации…

Может быть, Чехов не читал этот рассказ. Иначе зачем бы он прибег к столь схожему описанию? Впрочем, прочитав рассказ Лидии Авиловой, он мог сделать это. Но лишь в единственном случае – нарочно.

Попробуем разобраться в этой странной, на первый взгляд почти неправдоподобной истории. Так или иначе, я держу в руке пожелтевшую от времени старую газету. Но по порядку.

Со дня на день должен был выйти в свет апрельский номер «Нового мира» с «Переполненной чашей», где я попыталась дать портрет писательницы Лидии Алексеевны Авиловой,

рассказать о ней и о ее большой роли в жизни и творчестве Чехова. Спустя пятнадцать лет после моего первого прикосновения к этой теме я вернулась к ней вновь, познакомясь с доселе неизвестными, неизданными записями Авиловой и ее дневниками.

Я с волнением ожидала выхода журнала, когда в гости к нам пришли наши друзья Клочковы. Я рассказала им о моей новой работе, среди прочих был упомянут внук Авиловой Гзовский.

– Не тот ли это Гзовский? – спросил Клочков. – Он преподавал у нас в Геологоразведочном… Ты должен его помнить, – обратился он к моему мужу. – Он читал на первом курсе… Тогда он не был еще ни доктором наук, ни профессором, но это в нем уже угадывалось…

Анатолий Клочков – геолог. Когда-то они с мужем поступили в МГРИ и год проучились вместе. Сверили инициалы – они совпали.

– Михаил Владимирович умер, – сказал Клочков. – Но я знаком с его сыном Володей. Симпатичный малый. Он ездил с нами в экспедицию…

Я попросила Клочкова узнать, не осталось ли в доме у Гзовских каких-нибудь публикаций, бумаг, фотографий, связанных с Лидией Алексеевной Авиловой.

Вскоре Клочков позвонил мне. Сказал, что, по словам Володи, кое-что есть, в том числе чуть ли не целый альбом с фотографиями, но все это хранится у его матери Галины Владимировны. Она работает в Петропавловске-Камчатском в Институте вулканологии и приезжает в Москву всего несколько раз в году. Впрочем, вскоре как будто должна приехать. И тогда обязательно мне позвонит…

Она мне действительно позвонила, и мы встретились. Оказалось, они живут совсем близко от нас – менее получаса ходьбы.

– Понимаете, для меня Лидия Алексеевна была просто Мишиной бабушкой. Она его вырастила, он ее очень любил и часто вспоминал… Я очень любила Мишу, и она была мне дорога только этим… Конечно, если бы я знала о ней то, что знаю теперь, я была бы гораздо внимательней и больше бы запомнила…

Мы рассматриваем вместе старинные фотографии. Многие из них я уже видела в доме у Авиловых. Так получилось, что Авиловы и Гзовские мало общаются между собой, со смертью Михаила Владимировича это общение и вовсе ослабело.

– А вот посмотрите, какая прелестная Лидия Алексеевна в детстве, – говорит хозяйка дома, показывая на миловидную русую девочку.

– Это не Лидия Алексеевна, – говорю я. – Это ее дочь Нина…

В семейном архиве Гзовских я ориентируюсь лучше его владелицы. И вскоре Галина Владимировна уже у меня спрашивает:

– А эта усадьба не их имение?

– Да, это Клекотки.

– Какой маленький дом!..

Сознаюсь, что не надеялась найти здесь для себя что-то новое, неожиданное… Я прочла записи и дневники, полученные мной от внучки Авиловой. Была изучена переписка Лидии Алексеевны с Антоном Павловичем и Марией Павловной, подняты архивы в отделе рукописей Ленинской библиотеки… Что же еще? Тем более работа уже закончена, «Переполненная чаша» написана, принята в журнале, он вот-вот выйдет…

Но не хотелось упустить возможность посмотреть фотографии, поговорить об Авиловой со вдовой ее внука.

Идя сюда, я не ждала никакого сюрприза. Но сюрприз ожидал меня. И не один, а несколько.

На рояле лежала кипа старых газет и журналов, приготовленных к моему приходу. Я просмотрела названия: «Петербургская газета», «Сын отечества», «Живописное обозрение», «Всемирная иллюстрация»… В них рассказы Лидии Авиловой. Иногда совсем маленькие – в рубрике «Летучие заметки», которую вела «Петербургская газета». Иногда большие – в двух газетных номерах…