Рассказы Иванова-Петрова
Шрифт:
С этими словами поборник чести вывел меня во дворик, прислонил к новенькой кирпичной стенке и замахнулся. Это было зрелище величественное и чудовищное, но я все испортил, успев уклониться. Бульдозерист едва не проломил стену, после чего потерял интерес к окружающему и пошел бродить по засаженному хиленькими яблоньками дворику, баюкая руку и что-то тихо причитая.
Я попробовал пробраться в дом, в тепло, но там уже женились все. Невеста явно запуталась, кто здесь жених, поскольку мой хозяин спал в углу. Послушав слаженный концерт из шума веселой компании и стонов бульдозериста, я отправился наружу, прихватив ломоть хлеба, и бродил до утра по темным лугам – лечь не было никакой возможности. Ночи уж очень холодные.
Наутро
Через несколько дней я уехал. Хозяин попрощался со мной весьма запоминающимся образом, но это все же другая история.
Что же до деталей правильного поведения в неоднозначных ситуациях, преподанных мне бульдозеристом, то я бы назвал это кодексом джентльмена.
2004
В начале 1980-х годов, возвращаясь с экспедиции на Кунашир, я застрял в городе Южно-Сахалинске без крова над головой и средств к существованию. Самым ценным моим достоянием был билет на самолет, который должен был через полторы недели унести меня на материк, а потом дальше, дальше на запад. Запад – это было очень определенное и значимое направление. В Москве значимым направлением является юг – часто, разговаривая с кем-нибудь, слышишь: «Скоро на юг…», «Возьму отпуск и мотану на юг», «Мои сейчас на юге»… Начиная с Хабаровска все направления сменяет запад. Человек приехал из Киева, Ленинграда, Москвы, Харькова, Свердловска, Красноярска, даже из Одессы – никого не впечатляет эта мелкая местная разница, обо всех говорят – с запада, на запад…
Для осуществления своей запланированной миграции на запад, где меня ждал приют всех командировочных – канцелярия родного учреждения, я должен был прожить в Южно-Сахалинске до вылета. Мне повезло – случайно я познакомился с местным строителем, который, выслушав мою историю, после второй бутылки пригласил меня пожить у него, в его новом доме.
Вечером, наблюдая над головой вместо холодных звезд низкий свежевыбеленный потолок, я решил, что он сделал это из чистого человеколюбия. Утром, опохмелившись, хозяин стал вводить меня в дальнейшие черты своего характера, а заодно и жизненные планы. Первым делом он спросил о моей профессии. «Биолог! – восторженно вскричал он, – «Всё, дело решено. Москва наша». Моей профессии даже папа с мамой так не радовались, поэтому я слегка удивился. Хозяин наскоро, пока мы приканчивали вторую бутылку, объяснил мне ситуацию. Было ему за пятьдесят, мужик он крепкий, и пора выбираться из этого медвежьего угла, делать карьеру, расти, захватывать жизнь. У него давно был план – покорить Москву. Не хватало пустяка, счастливого шанса – и вот он я, он меня давно уже ждал, вместе мы покорим Москву.
О своих возможностях он сказал, что он уже был прорабом и еще будет, так что пусть я об этом не беспокоюсь – через несколько месяцев он приедет в Москву прорабом. Осведомился, имею ли я чин – как там у вас? Кандидат, что ли? Я вынужден был признаться, что пока не кандидат, только в процессе. Хозяин тут же пришел мне на помощь. Со страшным энтузиазмом он потащил меня в гостиную, где, по его словам, находилась моя кандидатская. Я шел, как Румата Эсторский, нажравшийся спорамина – с ясной головой и железными ногами.
Бодро пробежав в угол пустой свежепокрашенной гостиной, хозяин стал яростно тыкать носком сапога куда-то в пол, радостно кудахча, крича «Жив! Жив еще!» и подзывая меня. Оказалось, что план обеспечения меня кандидатской и совместных боевых действий по покорению Москвы сложился у него
Тогда ему под кисть приблудился паук. Провидевший дальнейшее развитие событий (ну, еще слегка выпивший, но это ж всегда и не в счет) хозяин прикрасил его за ноги к полу, так что скотина жива и уползти не может. Так вот, москвич, слушай! Эта тварь живет уже четвертые сутки! Без воды, без жранья, без ничего! Видишь – хозяин пнул паука, – шеволится! Это твоя кандидатская! Напишешь – сразу дадут. Сиди здесь, наблюдай, записывай, чего тебе там надо, – я с тебя за это ничего не возьму, хоть паука я тебе даром подготовил. Мы не мелочимся, вот она, кандидатская, а я пойду, а ты сиди, пиши, потом мне свой адрес в Москве дашь, я стану прорабом, приеду, покорим Москву…
Вечером, когда усталый после трудового дня хозяин добивал первую вечернюю бутылку, а я, делая вид, что помогаю ему, старался наесться хлебом, – я решил уточнить наши планы. Прежде всего, я убедился, что они живы, как бессмертный паук в углу гостиной. Хозяин бегал туда каждый четверть часа, пинал сапогом, радостно реготал, вопил «Жив! Наука! Кандидатская!» и возвращался на кухню. Точно также хорошо чувствовали себя наши планы завоевания Москвы.
Я, признаться, в них слегка сомневался. Многое мне было непонятным. Однако я был молод, а умудренный опытом человек, казалось, не испытывал никаких сомнений на этот счет. Я попытался просветить его о степени моего влияния в Москве, сообщив, что биолог вряд ли высоко котируется на московском административном рынке. Что же касается прораба, я не знаю… Хозяин решительно отвел мои возражения.
Он был человеком совершенно особенным, а его профессия – это вообще, это… Я до сих пор просто не представлял себе, что такое строитель. В молодые годы мой хозяин служил в охране лагерей. Он выучился там, оказывается, необходимому искусству обращения с людьми и приобрел важные знакомства. Выведя меня на середину гостиной, он с веселым смехом делился жизненным опытом, показывая, куда нужно бить дубинкой человека, чтобы он умер, а следов на теле никаких не осталось. Вспоминал зеков, объяснял законы лидерства в человеческом обществе. Объяснял различия в поведении политзаключенных и уголовников, как их опознать уже по манерам, чтобы опираться на одних и чморить других. Называл громкие, но (по неграмотности) неизвестные мне фамилии местных глав администрации и КГБ, с которыми был лично знаком по службе. Он бы давно пошел вверх, ого-го, как пошел, если бы не водка. Он признался мне трагическим шепотом, что пьет чуть-чуть больше, чем следует, за это его и сняли из прорабов. Но его связи, его удивительная профессия – строитель…
Знаешь ли ты, москвич, что такое строитель? Это же всё, это жизнь, это власть. Единственное, чего ему не хватало для покорения Москвы – это базы. И вот теперь подвернулся я (ты правда в Москве живешь?), он приедет ко мне, обоснуется. Обживется, найдет ходы и мы вместе покорим Москву. Пришла очередь четвертой бутылки, и хозяин излагал мне все более детальные планы покорения. Гремели лозунги: «Биолог и строитель – это сила! Что Москва? Это же специальности века! Биолог! И строитель! Да мы…».
Далеко за полночь закончился мой первый день в Южно-Сахалинске. Несмотря на энтузиазм и уверенность хозяина, несмотря на выпитую водку во мне еще оставались сомнения. Я был почти убежден… «Строитель и биолог – это сила!» – гремело в ушах. Я сомневался – что вы хотите, начало восьмидесятых.
Да, насчет биолога мой хозяин ошибся. Но теперь, живя в Москве, проходя по ее улицам, оглядывая новенькие свежепостроенные здания, дивясь появляющимся скульптурным красотам, я понимаю – во многом мой сахалинский хозяин был прав. Строитель – это сила. Жаль, не добрался мой хозяин до Москвы в восьмидесятые… Водка проклятая… А то бы и у меня были связи в руководстве. Теперь я в это верю.