Рассказы из книги "Высокая страсть"

де Лиль-Адан Огюст Вилье

Как только слон наклонился к реке, один из охотников, прятавшихся в высокой траве, выпрямился во весь рост и, чтобы усыпить животное, с молниеносной быстротой защемил ему хобот стальной пружиной, прикрепленной к горлышку бутыли с хлороформом. Напрасно обожженный, оглушенный, задыхающийся слон мотал хоботом из стороны в сторону, пытаясь вслепую сорвать, стряхнуть цепкую бутыль с удушающей жидкостью: делая вдох при каждом новом движении, он одурманивал себя еще сильнее. Почувствовав, что слон шатается, благочестивый корнак вышел наконец из молитвенного экстаза и решил спрыгнуть на землю. Он угодил прямо в руки Мейерису и его помощнику, которые в мгновение ока засунули кляп ему в рот и связали его, в то время как остальные справа и слева подпирали крепкими стволами небольших деревьев оцепеневшего,

теряющего сознание слона. С его изогнутых бивней сорвали золотые украшения и браслеты из драгоценных камней — дары городских женщин — и быстро открыли бочки; четырнадцать проворных рук принялись красить несчастного от хвоста до краев огромных ушей, пропитывая двойным слоем въедающейся жидкости всю его кожу до последней складочки на хоботе. Через десять минут священный слон, полностью преобразившись, сделался черным, как негр, только бивни остались ослепительно белыми. На недолгое время животное пришло в себя; этим психологическим моментом не преминули воспользоваться, чтобы завести кроткого и послушного слона на плот, где его могучие ноги немедленно опутали тросами из стальной проволоки. Сверху над ним поспешно натянули высокий навес, махута швырнули на ворох листьев, отдали швартовы и — for ever! [5]

5

Навсегда! (англ.).

И вот течение, куда более мощное, чем оба гребных винта, понесло похитителей и их жертву к английским владениям. К рассвету они проделали двадцать лье. Через два дня и одну ночь они уже будут вне досягаемости.

К тому же когда еще заметят исчезновение слона, начнут его искать, строить догадки, прежде чем у кого-нибудь возникнет ужасное предположение, что святыню украли? Преследовать их было уже поздно! Ну, а жителей прибрежных деревень опасаться не приходилось, поскольку цвет добычи не вызывал подозрений. Чтобы скоротать долгие часы скучного путешествия, похитители время от времени освежали краску на слоне, который по-прежнему пребывал в оцепенении. Махута ожидали более серьезные неприятности: он распростился с жизнью на следующий же вечер. За камнем ему на шею дело не стало.

Наконец Мейерис и его подручные прибыли в условленное место; их ждали. Вопиющая чернота слона, на первый взгляд, производила сильное впечатление, но осведомленные офицеры, как истинные англичане, тайны не выдали, — и теперь под надежной охраной отряд двинулся к морю, где гигантскую жертву погрузили на судно, перед тем два месяца пролежавшее в дрейфе.

Плавание было на редкость спокойным, и как только объятые нетерпением герои увидели наконец английский берег, они радостно закричали ура, приветствуя славу, надежду, удачу, успех. При входе в Темзу судно расцветили флагами. Победа! God protect old England! [6]

6

Боже, храни старую Англию! (англ.).

Выгрузив животное на берег, его тотчас поместили в громаднейший вагон и по пригородной ветке железной дороги отвезли в Зоологический сад: лорд В***, вызванный телеграммой, уже находился у директора.

— Вот и белый слон! — воскликнул сияющий Мейерис. — Не соблаговолите ли вы, милорд, выписать нам обещанный чек на Английский банк?

Слон повернул к ним свою мрачную физиономию, и, конечно, наступило молчание.

— Но позвольте, позвольте, ваш белый слон — совершенно черный, — пробормотал директор.

— Пусть это вас не смущает, — улыбаясь, ответил Мейерис. — Дело в том, что нам пришлось его перекрасить, иначе похитить его было бы невозможно.

— Тогда будьте добры, смойте краску! — сказал лорд В***. — Не можем же мы, в конце концов, называть черное белым.

На следующий день Мейерис пришел в сопровождении химиков, чтобы немедленно приступить к отмыванию слона. Химики, не мешкая, принялись яростно поливать несчастное толстокожее сильнейшими реактинами,

и слон, поводя красными глазками, казалось, спрашивал себя с тревожным недоумением: «Что случилось? Почему эти люди все время мочат мне спину и бока?..» Но эликсир для волос и бороды так глубоко проник в толстую кожную ткань хоботного, что соединение содержащихся в нем кислот со случайно выбранными реактивами привело к самому неожиданному результату. Слон отнюдь не собирался принимать естественную окраску, он делался зеленым, оранжевым, ярко-голубым, фиолетовым, малиновым, сизым, переливался всеми цветами радуги и менял оттенки, а его хобот, словно пестрый флаг неизвестного государства в штилевую погоду, неподвижно свисал вдоль огромной мачты-ноги в ярких разводах, так что в конце концов даже директор не выдержал и в ужасе закричал:

— Да оставьте вы его в покое, ради бога! Не трогайте его больше! Какое-то сказочное чудище! Слон-хамелеон! Уж конечно, чтобы взглянуть на такую диковину, люди станут приезжать со всех концов света. Никогда еще, нет, честное слово, еще никогда на земном шаре не видели ничего подобного — таково по крайней мере мое глубокое убеждение.

— Действительно, сударь, вы, возможно, и правы, — отвечал лорд В ***, также наблюдая в лорнет это необычайное зрелище, — однако, по условиям договора, г-н Мейерис был обязан доставить мне белого, а не разноцветного слона. Лишь белое представляет моральную ценность, ради которой я готов пожертвовать ста тысячами фунтов. Пусть он восстановит его изначальный цвет, или я не заплачу ни гроша. А все же… каким образом теперь доказать, что это пугало — белый слон?

С этими словами лорд В*** надел шляпу и удалился, давая понять, что разговор окончен.

Мейерис и его кожаные чулки молча разглядывали проклятую скотину, которая никак не хотела белеть; вдруг укротитель хлопнул себя по лбу.

— Господин директор, — спросил он, — какого пола у вас слоны в Зоологическом саду?

— Наш единственный слон — женского пола, — ответил тот.

— Прекрасно! — закричал ликующий Мейерис. — Давайте их скрестим! Я готов ждать положенные двадцать месяцев, пока слониха вынашивает плод; слоненок-мулат, представленный суду, будет лучшим доказательством принадлежности его отца к белой расе.

— Мысль неплохая, что и говорить, — пробормотал директор. — И таким образом, — насмешливо добавил он, — вы, несомненно, получили бы потомство цвета кофе с молоком… если бы не то всем известное обстоятельство, что слоны в неволе решительно отказываются от радостей отцовства.

— Выдумки, сударь! Равно как их мнимая стыдливость, — ответил укротитель. — Мне доводилось видеть тысячи примеров обратного. У белых слонов, к тому же, иные нравы. А нашему слону, пусть даже это стоит ему жизни, я подложу в пищу самого сильного любовного зелья, остальное решит судьба!

Вечером довольный укротитель потирал руки, предвкушая скорое осуществление своих возродившихся надежд.

Он просчитался: на рассвете следующего дня сторожа нашли в слоновнике огромное бездыханное тело. Доза шин-синга оказалась чрезмерной: слон умер от любви.

— Пусть так, — проворчал Мейерис, услышав это известие, — зато теперь я могу ждать безо всяких опасений; мои противники, я знаю, не способны на такое подлое вероломство, как изгнание плода. Только вот потеря капитала наносит мне непоправимый урон: уверен, что со временем, года, может, через три-четыре, у живого слона восстановился бы естественный цвет кожи.

Меж тем лорд В*** поставил Мейерису новый ультиматум: англичанин заявлял, окончательно и бесповоротно, что, «следуя условиям договора, он отнюдь не должен платить за слона-мулата, но в любом случае, далеко не одобряя вынужденный мезальянс, он все же хочет покончить с делом и предлагает укротителю компенсацию в размере пяти тысяч фунтов, а также советует ему отправиться за другим белым слоном и на этот раз красить его менее усердно».

— Как будто может человек дважды в жизни похитить белого слона, — сквозь зубы процедил взбешенный укротитель. — Раз так, будем судиться.