Рассказы из правого ботинка

Рудазов Александр

– Это кто?
– спросил Шамшуддин, сидевший рядом с Креолом на галерейке внутреннего двора.

– Рабы, - пожал плечами тот.
– В доме Халая работы мало, поэтому часть рабов он сдает внаем. Они работают в гавани - домой возвращаются только на ночь.

– А, вот как… А сколько всего людей в этом доме?

– Ну… - задумался Креол, загибая поочередно пальцы.
– Из свободных - сам Халай, его правнук Эхтант… он тоже ученик, но старше нас. Я. Теперь еще ты. Рабов… м-м-м… десять. Дядюшка Нгешти слепой, но с простой работой справляется.

Его жена стряпает на кухне. Хатаба и Халфу Халай сдает внаем. Их жены стирают, убираются, ходят за покупками и делают всякую другую работу. Еще у Халая есть три наложницы-рабыни - одна уже совсем старая и две молодых. Они тоже работают по хозяйству, а если в гости приходят другие маги, Халай подкладывает им в постель своих наложниц. Еще у Халфы и его жены есть ребенок - ему три года. Он меня раздражает, - хмуро проворчал Креол.
– Дети - это проклятие богов. Особенно мелкие.

Шамшуддин пересчитывал рабов одновременно с Креолом - у него тоже получилось десять. Он посмотрел на загнутые пальцы и спросил:

– Больше никого нету?

– Еще Асаггак, но он не совсем раб… да вон он как раз идет. Смотри, какое чучело.

Шамшуддин изумленно открыл рот - то, что медленно выползало из кладовки, вряд ли вообще было человеком. Закутанный в старое-престарое покрывало, расползающееся в дюжине мест, с пустыми бесцветными глазами, посеревшей кожей, лысой макушкой, сплошь покрытой уродливыми струпьями, и глубокой дырой на месте носа. Босые ступни передвигались с удивительной неспешностью - не слишком великое пространство меж кладовкой и кухней этот урод пересекал целую минуту.

– Это что, ходячий мертвец?
– предположил Шамшуддин.

– Да, - равнодушно ответил Креол.
– Зомби. Раньше тоже был рабом Халая.

– А что он делает?

– Большую часть дня просто стоит в кладовке и смотрит в стену. Он - наглядное пособие. Для учеников, чтобы изучать внутренности человека.

Через несколько минут Асаггак вышел из кухни. Не с пустыми руками - он нес каменную кадушку с помоями. Обычно кадушки, наполненные доверху, переносят вдвоем, но ходячие мертвецы удивительно сильны - их окоченевшие мышцы не ведают боли и усталости.

– Он каждый день относит помои в подвал и выливает в дренажную трубу, - пояснил Креол.
– А утром приносит кадушку обратно.

Шамшуддин задумчиво почесал плешивую макушку. Он посмотрел на мертвеца, еле плетущегося через двор, выпятил нижнюю губу и спросил:

– А почему только утром?

Креол открыл было рот… но тут же снова его закрыл. В серых глазах отразилось недоумение. Ученик мага тоже посмотрел на Асаггака, все еще не дошедшего до лестничного пролета, и медленно ответил:

– Не знаю. Да, странно…

Ученики мага внимательно посмотрели друг на друга. Шамшуддин широко ухмыльнулся - на его эбеновом лице улыбка выглядела особенно белой. Креол тоже растянул губы в улыбке и предложил:

– Проследим?

– Пошли!
– вскочил на ноги Шамшуддин.

Подростки

осторожно прокрались по галерейке и спустились по лестнице. Там оказалось гораздо темнее, чем на улице, но все же не слишком - под потолком висел магический освещальник. Тусклый, светящий неестественным голубоватым светом, но все же рассеивающий мрак.

Как и большинство крупных городов Шумера, Симуррум снабжен тщательно продуманной сетью канализационных каналов и керамическим водопроводом. Гугали день и ночь трудятся, следя за тем, чтобы в каждом доме была вода, а грязь и нечистоты своевременно удалялись. В жарком климате долины Тигра и Евфрата процессы гниения и разложения протекают очень быстро, а отсюда недалеко и до эпидемии. Поэтому в подвале Халая Джи Беш имеется дренажное отверстие, куда и отправляются все помои.

Точнее - куда они ДОЛЖНЫ отправляться.

К великому удивлению Креола и Шамшуддина, Асаггак вовсе не опорожнил кадушку в зловонную дыру, как они ожидали. Вместо этого мертвец сунул руку в неприметную щель, и часть стены плавно повернулась на толстом бронзовом штыре, открыв темный проход и лестницу, уходящую вглубь. На мальчишек, пялящихся на него во все глаза, он не обращал ни малейшего внимания.

– У Халая есть потайное подземелье?… - приподнял брови Креол.

– Интересно, а что он там хранит?
– посмотрел на него Шамшуддин.
– Наверняка сокровища!

– Или артефакты!
– жадно загорелись глаза Креола.
– Проверим?

Асаггак успел скрыться в тьме тайного подземелья, но проход остался незакрытым. Значит, он очень скоро вернется и нужно спешить.

– А если там что-нибудь… ну, такое… - засомневался Шамшуддин.
– Может, не надо?…

– Ты что, боишься?
– сощурился Креол.

– Даже ифрит кого-нибудь да боится, - ответил Шамшуддин.
– Известная опасность не страшна - страшна неизвестная. И что сделает с нами учитель, если уличит?

Креол задумался, переводя взгляд с Шамшуддина на темный провал в стене. За ним уже слышалось шарканье - раб-мертвец возвращался обратно. Но тут сверху послышался другой звук - злобное ворчание:

– …гниль и прах, куда подевались эти негодные щенки?…

– Я должен быть в комнате свитков и читать урок, - вспомнил Креол.

– Но тебя там нет.

– Именно. Значит, старый Халай опять переломает мне пальцы, - безразлично закончил Креол.
– Так что хуже уже не будет. Ты идешь?…

Шамшуддин замялся, но Креол уже исчезал в темной дыре. Вместо него оттуда показалась подгнившая рожа Асаггака - мертвец вернулся уже без кадушки. Он сунул руку в щель, дверь начала закрываться… и Шамшуддин бросился туда.

Чернокожий мальчишка влетел в потайной проход, промчался по ступеням и врезался во что-то мягкое, повалив его на пол.

Судя по изрыгаемым проклятиям, это был Креол.

– Слезь с меня, отродье Нергала!… - злобно прошипел он, с трудом отпихивая Шамшуддина.