Рассказы из сборника 'Отступление'
Шрифт:
Майор предпочел этот выпад проигнорировать. Он внимательно посмотрел на своих солдат, развалившихся в тени греческого храма, тщательно воспроизведенного парижанами в самом сердце своего города. Военные грузовики и люди в униформе рядом с классическими колоннами являли собой нелепое зрелище. Казалось, что офицер не в силах оторвать глаз от брони и солдат, словно между ним и подчиненными существовала невидимая и горькая связь - нерушимые узы, которые невозможно разорвать на миг, даже сидя в кафе за бокалом пива.
–
– спросил майор негромко, наконец повернувшись к Сегалу.
Подошел официант, поставил на стол два бокала пива и положил рядом поддонники.
Сегал надавил ладонями на колени, чтобы скрыть дрожь в пальцах и не дать вырваться на волю ужасу, который пронизывал все его тело каждый раз, когда он слышал слово "еврей". Первый раз он испытал этот смертельный страх четыре года тому назад - летом 1940-го. Сейчас он молчал, облизывая губы и машинально оглядываясь по сторонам в поисках дверей, подворотен, темных проулков или входов в метро.
– За ваше здоровье, - сказал майор, поднимая бокал.
– Перестаньте. Давайте-ка лучше выпьем.
Сегал смочил губы пивом.
– Перестаньте, - повторил майор.
– Вы можете сказать мне правду. Ведь, если вы откажетесь говорить, мне ничего не стоит позвать сержанта и приказать ему проверить ваши документы.
– Да, - сказал Сегал.
– Я - еврей.
– Я так и знал, - произнес майор.
– Именно поэтому я к вам и подсел. Офицер вновь пристально посмотрел на своих людей. Взгляд этот говорил о его неразрывной связи с ними, но в тоже время был лишен любви, тепла и даже проблеска надежды.
– У меня есть несколько вопросов, на которые лучше вас мне никто не ответит.
– Слушаю, - с тревогой в голосе выдавил Сегал.
– Не будем спешить, - сказал майор.
– Мои вопросы могу немного подождать. Разве вам не известно, - продолжил он, с любопытством глядя в глаза собеседника, - что во Франции евреям запрещено посещать кафе?
– Я знаю об этом, - сказал Сегал.
– Кроме того, всем евреям предписано носить на одежде желтую звезду.
– Да.
– У вас же звезды нет, и я средь бела дня встречаю вас в кафе.
– Да.
– Вы - очень смелый человек, - с легким налетом иронии произнёс майор.
– Неужели желание выпить стоит угрозы депортации?
– Это вовсе не желание выпить...
– пожал плечами Сегал.
– Боюсь, что вам этого не понять, но я родился в Париже, и вся моя жизнь прошла в кафе на бульварах.
– Чем вы занимаетесь, месье...? ...месье?
– Сегал.
– Чем вы, месье Сегал, зарабатываете на жизнь?
– Я был музыкантом.
– Ах, вот как...
– в голосе немца непроизвольно прозвучало уважение. И на каком же инструменте?
– На саксофоне. В джаз-оркестре.
– Любопытная профессия, - ухмыльнулся майор.
– Я не играю вот уже четыре года, -
– Да и в любом случае я стал слишком стар для этого инструмента. Приход немцев просто позволил мне элегантно удалиться от дел. Джазовый музыкант проводит в кафе всю свою жизнь. Кафе для него - всё: студия, клуб, библиотека, рабочее место и убежище, где он занимается любовью. Если я не имею возможности сидеть в Париже на terrasse, потягивая vin blanc, то я с тем же успехом мог бы находиться и в концентрационном лагере...
– Каждый человек, - заметил майор, - ощущает патриотизм по-своему.
– Пожалуй, мне пора, - сказал Сегал и начал подниматься со стула.
– Не уходите. Садитесь. У меня ещё есть немного времени.
– Немец ещё раз посмотрел в сторону своих людей и продолжил: - Ничего не случится, если мы прибудем в Германию на час позже. Если прибудем вообще. Расскажите-ка мне лучше о французах. Во Франции мы вели себя вовсе не плохо. Тем не менее, я чувствую, что французы нас ненавидят. Они нас ненавидят - по крайней мере, большинство из них, - не меньше, чем русские...
– Да, это так, - сказал Сегал.
Фантастика!
– изумился майор.
– Ведь по отношению к вам мы вели себя предельно корректно. С учетом требований военного времени, естественно.
– Это вы так считаете. Как ни удивительно, но вы действительно в это верите.
– Сегал начал забывать, где находится и с кем говорит. Все существо его звало к спору.
– Конечно, я в это верю.
– А как быть с теми французами, которых расстреляли?
– Армия не имеет к этому никакого отношения. СС, Гестапо...
– Как много раз я слышал эти слова!
– резко бросил Сегал.
– Так же, как и все убитые евреи.
– Армия об этом ничего не знала, - упрямо стоял на своем майор. Лично я ни разу не поднял руку на еврея ни в Германии, ни в Польше, ни здесь, во Франции. Я не сделал им ничего плохого. Настало время, когда необходимо каждого судить по его делам...
– Почему это вдруг стало так необходимо?
– спросил Сегал.
– Будем смотреть в глаза фактам, - майор огляделся по сторонам и, неожиданно понизив голос, продолжил: - Вероятно, нас все-таки побили...
– Вероятно, да, - улыбнулся Сегал.
– Это можно допустить с не меньшей долей уверенности, чем заявление о том, что солнце взойдет завтра около шести утра.
– Победители станут жаждать мести, и вы это назовете торжеством справедливости. Армия вела себя цивилизованно, и это должно остаться в памяти.
– Мне не доводилось встречать гестаповцев в Париже, пока туда не пришла германская армия...
– Да, я совсем забыл, - прервал его майор.
– Ваше мнение не типично. Вы - еврей и настроены несколько резче, хотя, как мне удалось заметить, вы сумели совсем неплохо прожить все эти годы.