Рассказы из всех провинций
Шрифт:
В тех краях, в Хитати, в небольшом селении Касима жил человек по имени Риннай, по прозванию Глазастый. Много есть на свете ремесел, помогающих человеку свершать свой путь по житейскому морю, Риннай же всем занятиям предпочел охоту и вместе с молодыми односельчанами что ни день убивал изрядное число птиц; ни ночь, ни зимняя буря не были для него помехой.
Жена его, женщина добрая сердцем, не раз обращалась к нему с предостережениями:
— Бросьте это занятие, перестаньте убивать живые создания!
Но Риннай ее не слушал и продолжал ходить на охоту.
Жену это весьма огорчало. И вот однажды ночью, когда ей не спалось
— Ну, сегодня мне повезло!
Женщина заплакала и сказала:
— Задумывались ли вы о том, как долго суждено вам еще прожить на этом свете? Подумайте о возмездии, ожидающем после смерти человека, избравшего ремеслом убийство живых существ! Сегодня вы, должно быть, убили тридцать семь птиц. Из них — трех больших и восемь средних…
Затем она открыла корзинку, взглянула, и оказалось, что число мертвых птиц совпало с названной ею цифрой.
Риннай даже руками всплеснул от удивления. Тут жена ему рассказала, что детей весь вечер била судорога, и Риннай тоже затрепетал от страха. Все свои охотничьи принадлежности он зарыл в землю, насыпал могильный холмик и стал усердно молиться за упокой души убитых его рукою птиц.
Холм этот сохранился и по сю пору, люди зовут его Птичий холм.
Чудесное возвращение из столицы
В бухте Сакаи на исходе весны, когда цветет сакура, рыбаки тянут сети, ловят карпов розоватого цвета, ищут ракушки розовые, как сакура, а торговцы рыбой спешат пораньше распродать свой товар. Еще не совсем рассветет, а они уже идут вереницей по улицам, неся грубого плетения корзины, полные рыбы…
И вот однажды, дойдя до Ивовой улицы, у Большого проспекта, увидели они впереди красивую женщину — гибкая, тонкая, с веткой увядшей глицинии в руке, шла она одна-одинешенька, без провожатых, без слуг.
Рыбаки, все молодые парни в расцвете сил, уж на что дерзки и лихи, а при виде одинокой красавицы пришли в великое изумление, заговорить с нею не посмели. Словно в каком-то наваждении, молча шли они за женщиной следом; она же сперва постояла у ворот лавки, где торговали киноварью и тушью алого цвета, потом остановилась возле меняльной лавки и, казалось, с досадой взирала на закрытые двери. И тут молодым парням пришли в голову неразумные мысли — решили они, что красавица эта не иначе как девица легкого поведения, «а коли так, надо пригласить ее в дом свиданий и, пока еще ночь на дворе, поразвлечься…».
И, обступив ее всей ватагой, стали они говорить наперебой:
— Ночью одной небезопасно! Где ваш дом? Где бы он ни был, мы вас туда проводим! Подарите нам на память этот цветочек!
Она же ответила:
— Вот из-за этих-то цветов я и страдаю. Даже легкий весенний ветерок или дождик причиняет боль цветущей глицинии, и уж тем более нестерпимую муку испытывает она, когда человек грубо ломает ее ветви! Даже взоры людские в дневную пору ранят нежные гроздья цветов. Как же ненавистны мне женщины, ради которых люди сломали и унесли мои цветущие ветви! Вот я и отправилась в путь, чтобы отобрать эти сорванные цветы и вернуть их обратно! — И
«Ну и чудеса!» — подумали парни, рассказали о случившемся обитателям здешних мест, и те сказали:
— А ведь есть предание, схожее с тем, о чем вы говорите… В давние времена, в царствование императора Го-Комацу, услыхал он, [50] что при здешнем храме Конкодзи растет прекрасная глициния, цветущая гроздьями несказанной красоты. Император перенес эту глицинию в столицу и посадил на широком подворье, у самого своего дворца. Но наступила весна, а глициния не цвела, что его весьма огорчило. И вот однажды, когда император уснул, внезапно предстала перед ним во сне душа сей глицинии и отчетливо, ясно произнесла стихотворение:
50
Император Го-Комацу — годы царствования — 1382–1412.
И тогда император снова возвратил то дерево в наши края. Возможно, на сей раз с вами приключилось нечто подобное!
Когда рассвело, все отправились к храму Конкодзи и увидели: так и есть, цветы, сорванные и унесенные накануне теми, кто приходил любоваться цветущим деревом, все до единого снова цветут, свисая с решетки, подпирающей ветви. С тех пор никто никогда не сорвал у той глицинии ни единого листочка.
Вот какая история!
Слабосильный верзила
Нагасаки Хондзаэмон прославился удивительными фокусами, которые он умел проделывать с ковшиком. Молодые парни в столице, восхищенные его ловкостью, тоже отличались талантами — они собирались вместе, наваливали высокую груду бревен, а потом влезали наверх и кричали оттуда:
— Дайте чаю!
Тогда внизу наливали чай в чашку и подбрасывали эту чашку кверху, а стоявший наверху ловил ее, не пролив при этом ни капли, и такое могли повторить много раз кряду, без малейшей осечки.
А у озера Бива, в местности Сирахигэ, ловкие люди бросаются со скалы в воду, в Ёсино — ныряют с высоты прямо в водопад; подобное мастерство обрели они долгим и упорным старанием. Торговец маслом отмеривает целый сё масла и, не уронив ни капли, наливает его в сосуд покупателя через горлышко, узкое, как дырка в монете, а сам еще в это время наблюдает за игрой в ножной мяч, который перебрасывают друг другу игроки из рода Асукаи, в высоких шапках «эбоси»…
«Даже неграмотный, не знающий иероглифов, запомнит знак коня, если будет изо дня в день надписывать его на фишках для игры в сёги…» [51] — говорят люди, преуспевшие в различных искусствах.
51
Сёги — японские шахматы.