Рассказы Ляо Чжая о необычайном
Шрифт:
И все, что осталось на дворе, – это зола от большого количества пучков соломы.
Понял теперь Дун, что гость и был этот самый необыкновенный человек.
Вот что сказал бы здесь автор этих странных историй:
Верное сердце и сыновнее чувство у человека в крови, в его нравственной природе.
В былые времена жили слуги царей и сыновья отцов, которые не умели за них умереть, а разве – скажите – у них сначала-то не было момента, когда они хватали копье и храбро бежали на свою смерть? Все дело в том, что они упустили момент от поворота в мыслях.
Вот, например, Се Дашэнь и Фан Сяожу. Се заключил с Фаном уговор вместе умереть, а чем кончил? Сьел свое слово [200] !
Разве мог он знать, что после клятвы, вернувшись домой, не послушает кое-кого на своей постели, который воет и плачет?
У нас в городе жил сыщик, который служил у начальника уезда. Часто бывало так, что он по нескольку дней не являлся домой. И вот его жена вступила в связь с одним из местных повес.
Однажды он
200
Сьел свое слово! – Се Дашэнь, или Се Цзинь (1369—1415), известный ученый своего времени, поклялся вместе со своими единомышленниками скорее умереть, чем допустить себя до службы у государя, занявшего трон при крайне подозрительных обстоятельствах. Однако, узнав, что один из его товарищей, при переживаемых критических обстоятельствах, сидит дома и смирно кормит свою свинью, воскликнул смеясь: «Ах, вот как! Он даже со своей свиньей не хочет расстаться, не говоря уже о жизни. Ладно же!» И нарушил клятву, то есть «сьел слово», как и некоторые другие из заговорщиков. Остальные же были казнены или отравлены.
Тогда он нашел на постели какую-то забытую молодым человеком вещь. Жена стала в тупик, сказать было уже нечего, бросилась на колени и принялась слезно умолять о прощении.
Человек этот рассердился страшно, бросил ей веревку и понуждал ее покончить с собой. Жена просила его разрешить ей умереть принаряженной. Муж позволил.
Тогда она пошла к себе и стала справлять свой туалет, а муж сидел, наливал себе вино и ждал, кричал, бранился и все время торопил.
Наконец жена вышла, сияя нарядом, поклонилась ему и сказала, еле сдерживая слезы:
– Господин мой, неужели ты и впрямь допустишь, чтобы твоя раба умерла?
Человек с грозным и надутым видом цыкнул на нее. Жена – делать нечего – побрела обратно в спальню.
Только что стала она связывать пояс, как он взял чарку, звякнул ею и крикнул:
– Ну ладно, вернись! Зеленый платок на голове [201] вряд ли может насмерть раздавить меня!
И стали они мужем и женой по-прежнему. Этот был тоже вроде Дашэня. Усмехнуться только!
201
Зеленый платок на голове. – В древности человеку, продававшему за деньги жену, обертывали голову зеленым полотенцем и называли его проститутом (мужем проститутки). Так гласит предание. Надо заметить, что зеленый цвет считается цветом рогоносцев и тщательно избегается. Причиной этого странного соединения представлений является, вероятнее всего, цвет черепахи, которая, по поверью, имеющему солидную давность, совокупляется со змеем и является, таким образом, прототипом мужей-рогоносцев.
ВЕЩАЯ СВАХА ФЭН ТРЕТЬЯ
Одиннадцатая в семье барышня Фань, дочь лучэнского «возливателя вина» [202] , с детства отличалась красотой и привлекательностью; ее тонкое, одухотворенное изящество было совершенно исключительным. Отец с матерью ценили и любили ее. Когда искали за нее посвататься, то они тут же предоставляли дочери выбирать самой, но она всегда находила в женихах мало желательного.
Дело было в день первой лунной полноты [203] . Монахини в храме Водной Луны устроили молитвенное собрание Юйланьпэнь [204] . В этот день «девы на прогулке, словно в небе тучи» [205] . Фань тоже явилась туда и стала, как говорят набожные люди, «следовать своей радости» [206] . В это время какая-то девушка, идя за ней шаг за шагом, часто заглядывала ей в лицо и, по-видимому, желала иметь с ней разговор. Фань всмотрелась пристальнее – перед ней была красавица, для своего времени небывалая, лет этак восьмерки на две. Она понравилась, полюбилась барышне Фань, и та, в свою очередь, устремила на нее свой взор. Она улыбнулась…
202
… дочь… «возливателя вина». – В древнее время при торжественных собраниях местных обществ для возливания вина духу-покровителю выбирался наиболее почтенный во всех отношениях человек. Затем этими словами вообще обозначали почтенного выборного старшину. Наконец, это превратилось в государственный институт, и «возливателем» в уездном, а тем более и столичном храме Конфуция стали назначать одного из наиболее уважаемых деятелен.
203
… в день первой лунной полноты– пятнадцатого числа первого лунного месяца.
204
Юйланьпэнь. – Уламбана, или, в китайской передаче, Юйланьпэнь – день «повешенных вниз головой» грешников в аду, и потом вообще всех грешников и умерших. В этот день безмолвные
205
… «девы на прогулке, словно в небе тучи»– стих из «Шицзина».
206
… «следовать своей радости»– то есть ходить по храму и делать все то, что вызывает в душе, проникнутой светом буддийской веры, искреннюю радость (конечно, в интересах храма и монахов), и особенно – дарить храму деньги и вещи, сообразно своему искреннему усердию. Затем вообще бродить по храму, осматривая его и исполняясь религиозного чувства, также называется «следовать (своей) радости».
– Сестрица, – начала она, – вы не будете ли Фань Одиннадцатая?
– Да, – отвечала Фань.
– Ваша прекрасная слава мне давно уже известна. Люди говорят, действительно, не попусту и не зря!
Фань тоже стала спрашивать, где она живет.
– Моя фамилия Фэн, – отвечала девушка. – По счету ж в семье я третья. Живу отсюда недалеко, в соседнем селе!
С этими словами она взяла Фань за рукав и радостно засмеялась… В ее речах и движениях была теплая грация. Фань тут же почувствовала к ней большую и радостную любовь. Обе девушки страстно приникли друг к дружке и не могли оторваться.
– Почему у вас нет сопровождающих? – поинтересовалась Фань.
– Отец и мать у меня рано оставили свет. Дома сидит только старуха прислуга и сторожит у ворот. Прийти сюда ей, значит, и нельзя.
Фань собралась уходить домой. Фэн застыла на ней зрачками и готова была заплакать. Фань тоже стала какая-то рассеянная, потом пригласила ее зайти вместе с ней к ним.
– Ах, барышня, – сказала ей на это Фэн, у вас там красные ворота и затканные шелками двери, а у меня, скромной, нет, как говорится, родни «тростника и камыша» [207] … Боюсь, как бы не навлечь на вас насмешек и высокомерного пренебрежения!
207
… родни «тростника и камыша»– то есть разросшейся и все покрывающей, дающей доступ повсюду.
Фань принялась настойчиво приглашать ее, и она наконец ответила, что подождет до другого раза. Тогда Фань вынула одну из головных шпилек и подарила ей. Фэн отблагодарила ее, точно так же вытащив из прически зеленую заколку.
Вернувшись домой, Фань вся была охвачена думой и воспоминанием, необыкновенно острым и тесным. Она достала подаренную ей заколку – ни золото, ни яшма: никто из домашних не знал, что это такое. Фань сильно подивилась.
Теперь она стала каждый день ожидать прихода Фэн и, вся в тоске, наконец расхворалась. Отец с матерью, разузнав в чем дело, послали человека в ближние села расспросить и найти, но никто решительно о ней ничего не знал.
Подошел праздник двойной девятки [208] . Ослабевшая, исхудавшая Фань чувствовала себя совершенно несчастной и с помощью мальчика-слуги, поддерживавшего ее, кое-как выбралась посмотреть свой сад. Она велела постлать себе тюфячок, как полагается, «у восточного забора» [209] . Вдруг какая-то девушка лезет по стене, высовывается и смотрит на нее. Фань бросила взгляд и увидела, что это девушка Фэн.
– Прими меня своей силой! – кричала она мальчику. Тот сделал, как она велела, и она с шумом спрыгнула вниз. Фань, радостно удивленная, сейчас же встала и потащила ее, заставила усесться на тюфячок. Затем она принялась журить ее за то, что она не исполняет своих обещаний, и спросила, откуда она сейчас-то появилась.
208
… праздник двойной девятки. – Девятое число девятой луны, праздник осени и осеннего цветка – хризантемы.
209
… «у восточного забора». – Из известного каждому образованному китайцу знаменитого стихотворения поэта Тао Цяня (365—427), певца хризантемы.
Рву хризантему там у забора, к востоку; В темной дали вижу Южные горы.«У восточного забора» поэтому означает: у куртины хризантем, пышно к этому времени расцветающих.
– Мой дом, – отвечала Фэн, – отсюда все-таки далеко, а сейчас я была у дяди, куда пришла позабавиться… В прошлый раз я вам говорила о ближайшем селе, – это я о дядиной семье! С тех пор как мы расстались, мне было очень мучительно о вас все время думать и вспоминать, но знаете, когда бедный и ничтожный дружит со знатью, то прежде, нежели его нога ступит к знатному на порог, в груди у него уже живет стыд и застенчивость. Я все боялась, что ваша прислуга будет смотреть на меня сверху вниз. Вот почему я не приходила, как действительно обещала. А вот сейчас я как раз проходила за этой стеной, услышала женский голос и сейчас же полезла на стену поглядеть: я надеялась, что это вы… Вот и оказалось, что так и есть, как я хотела!