Рассказы о Данилке
Шрифт:
Долго разорялся Данилка. Даже охрип слегка. А она, ехидна, стоит себе, слушает, голову набок склонила, не перебила ни разу. Выслушала. Глаза свои синие прищурила, большой рот еще больше раздвинула - до ушей прямо расплылась!
– и ласково так говорит: доказывать ничего и не надо, все уже доказано - рогаточку свою Данилка у них на огороде "посеял". И достает из-за спины рогатку. Ладная такая рогаточка - резина красная, тугая, всем пацанам на зависть. Он эту рогатку целый день искал, даже Яшке-адъютанту подзатыльник дал, считая, что он ее прикарманил. Яшка-адъютант все время на нее зарился. Зря,
Вырвал Данилка из рук Ярки свою рогатку, оттаскал за косы девчонку и выпроводил с огорода. Уж больно обидно было, что права она - лазил же он к ним в огород. Наподдавал ей, надо сказать, здорово, даже притомился, и несколько волосков осталось в руках - длинные, золотистые и завиваются штопором. А она - вот ведьма!
– не заревела. Глаза, правда, влажные стали, и побледнела так, что веснушки еще больше проступили, но ни гугу! Данилку это взбесило - могла бы и зареветь, все девчонки ревут. А то выходит, что он вроде и зря ее отлупил. Полез на крышу, а на сердце камень лег. Получилось, что отступает он. Хотелось вернуться и еще раз отволтузить ведьму, и в то же время было не по себе От собственной несправедливости.
Тем же днем шел Данилка с хлебом из магазина, шел мимо ее дома. Вдруг распахнулась калитка - и шасть на него горшок воды! С головы до ног окатило. Данилка не успел опомниться, как калитка захлопнулась, а он мокрый стоит. И хлеб мокрый. А за калиткой смех. Ну тут Данилка чуть не заревел от обиды и злости. Поозирался - пуста улица. Слава богу, не видел никто его позора. Поклялся в тот день он страшной клятвой, что отомстит за такое поругание. Свечку зажег и ладонь к огню протянул. Правда, пламени не касался - больно все же!
– но над дымом подержал ладонь, даже припекало немножко. Главное, похоже было на Муция Сцеволу. Такая картинка в учебнике по истории есть. Они как раз Древний Рим проходили.
Пока Данилка руку над свечкой держал, войско его по стойке "смирно" стояло и, разинув рот, глазело с восхищением. Войско получило приказ: где бы, когда бы ни повстречали Ярку - бить. Правда, до первой мольбы. Закон рыцарства в войске Данилки был высок.
С тех пор стали они с Яркой смертными врагами. Всю зиму искал он случая подстеречь ее, и все не удавалось. В классе, конечно, не трогал. Он не дурак: в школе трогать - быстро вытурят. У Данилки и так грехов было предостаточно. Ему завуч после того, как Данилка принес в класс мышей и распустил их на уроке, сделал последнее предупреждение. Лучше уж он эту Ярку на улице поймает. На нейтральной территории.
Всю зиму Данилка не мог поймать Ярку. А она - ох и змея подколодная!
– делала вид, что они даже и не враждуют, вроде бы даже и не с чего им враждовать. Один раз списать дала по алгебре. Горел тогда Данилка синим огнем на контрольной, думал - все, засыпался. А она записочку подсунула с решением задачки.
К весне обида стала забываться, да еще эта контрольная вмешалась так что почти простил он Ярку. Ну, не совсем чтобы простил, а так, до первого подходящего случая. А тут и случай подвернулся.
Весна уже была, солнышко весело светило, грязь на улицах станции подсохла, а за школой, на солнцепеке, пригревало, как летом. Мальчишки там на переменках курили. Не
Шел вечером Данилка домой, глянул - и глазам своим не поверил: на лавочке, возле своего палисадника, сидит Ярка. Сидит, глядит, не моргая, на закатное небо. Данилка тоже поднял голову - чего это так уставилась Ярка: может, самолет летит какой или бумажного змея пацаны запустили? Мет, не было в небе ничего интересного, только заря догорала. А Ярка смотрит и смотрит, и глаза далекие-далекие, задумчивые-задумчивые, и на Данилку ноль внимания. Он подошел к ней и сказал злорадно:
– Попалась!
Ярка медленно-медленно опустила глаза и тихо так, доверчиво, как закадычному другу, сказала:
– А ты знаешь, почки уже лопаются. И листочки нежные-нежные, как мушки зеленые.
Данилка опешил. Чего это она про почки и зеленые мушки городит? Будто они на уроке ботаники. Потом догадался - с перепугу. Обрадовался: ага, боится! И с кулаками к ней подступает, прикидывает, как получше за косы сцапать. А она ему опять:
– Ты любишь весну?
У Данилки от возмущения язык отнялся. За кого она его принимает! За дурака? Думает, что он растает сейчас от нежностей телячьих.
А Ярка будто и не видит его кулаков:
– Хорошо весной! Я больше всего весну люблю.
И посмотрела на Данилку так, что у него кулаки опустились. Как-то непонятно посмотрела - не то ласково, не то еще как. И была она совсем не такая, как всегда. Или это потому, что конопушек у нее еще больше высыпало, или глазищи еще синее стали, а может, потому, что задумчивая такой он еще не видел ее.
– Как мушки зеленые сели или маленькие мотылечки. Правда, похоже?
Данилка посмотрел на тополя - и вправду, похоже. Будто несметная туча маленьких светло-зеленых мотыльков облепила ветки. Пахло свежо и приятно чистым молодым тополиным листом. А Ярка сидела и улыбалась чему-то далекому, ей одной видимому, и совсем не боялась его. У Данилки не поднялась рука стукнуть ее.
– Ну, погоди, попадешься ты мне, - сказал он, чтобы хоть как-то поддержать свое достоинство и чтобы она знала, что он просто пожалел ее, не захотел рук пачкать.
Данилка пошел домой, а она тихонько засмеялась вслед каким-то таким смехом, что захотелось вернуться, будто позвала его посидеть рядом и посмотреть вместе на закат.
Данилка зашел в свой сад, где тоже росли тополя. На ветках было множество зеленых мотыльков. Данилка сорвал маленький клейкий листок и попробовал. Во рту разлилась пахучая горечь.
И тут Данилка разозлился: вот ведь как обвела, прямо вокруг пальца! Ну, попадется еще! Покажет он ей почки-мотылечки!
Сел Данилка на крыльцо, уставился на закатную полоску чистого неба, а у самого Ярка в глазах стоит. Конопатое лицо, большие-большие синие глазищи и черные густые ресницы, а брови тонкие, будто кисточкой проведены, и тоже как смоль, а волосы желтые, как солома.
И сама такая тонкая и легкая, что на лавочке вроде и не сидит вовсе, а только чуть-чуть касается ее.