Рассказы о героях
Шрифт:
В другой раз Николай не преминул бы присоединиться к летчикам, послушать, что рассказывают они о прошедшей штурмовке. Но сейчас было не до этого.
Несколько минут назад у входа в штабную землянку Николай встретил невысокого, коренастого летчика.
— Самароков, вы?! — окликнул тот.
— Так точно, сержант Самароков, — ответил Николай и с удивлением узнал в летчике подполковника Лисова из Оренбургского авиационного училища.
— Ну как, воюете? — полюбопытствовал Лисов.
— Воюем, — ответил Николай и смутился. Что он мог рассказать
И теперь, лежа в высокой траве, Николай припоминал свое короткое прошлое, искал объяснения, почему он до сих пор не был в бою.
Отца он помнит смутно. Тот умер от старых ран, полученных в гражданскую войну, когда Николаю было пять лет. После мать говорила, что отец заботился лишь об одном — вырастить единственного сына настоящим человеком.
Настоящий человек… Мальчику казалось, что отец имел в виду профессию летчика. К ней тянулась душа ребенка. Коля с завистью провожал каждого авиатора, проходившего улицами Оренбурга. Гуляя с одноклассниками в Зауральской роще, он сразу же забывал о друзьях, стоило появиться в небе самолету. Николай любовно мастерил модели планеров и даже взял однажды первый приз на городских соревнованиях. А когда после семилетки пришлось бросить учебу, — мать болела и надо было трудиться, — Николай устроился на работу в ремонтные мастерские авиаучилища. Через два года он уже учился в аэроклубе.
Война застала Николая курсантом училища. Летная программа давалась ему легко. Против его фамилии в классном журнале стояли только пятерки.
— Отменным воздушным бойцом будет Самароков, — заявил на экзамене подполковник Лисов. Такой же вывод сделал и майор Савченко, приезжавший отбирать летчиков для фронта.
Сколько времени прошло со дня выпускного экзамена? Месяца два. За такое время на войне героями становятся. А он, Самароков, даже в бою еще не был.
Сначала запасный полк. Потом вот этот фронтовой аэродром и полк, которым командует майор Савченко. При первой встрече командир эскадрильи старший лейтенант Олейник, ознакомившись с личным делом, удивленно воскликнул:
— О, сержант Самароков имеет уже сто десять часов налета?! Хоть завтра в бой…
Но ни завтра, ни послезавтра, ни через месяц Николай боя не увидел. Воевали другие, более опытные летчики, а он пока оставался в резерве, тренировался. Почти каждый день, возвратившись с задания, старший лейтенант Олейник садился с Николаем в учебный самолет к отрабатывал различные упражнения. Иногда они вылетали на разных самолетах и затевали учебный бой. Приземлившись и выслушав замечания командира, Николай нетерпеливо спрашивал:
— Когда же, товарищ старший лейтенант, в настоящий бой возьмете?
— Не торопитесь, сержант. Успеете. Сначала надо запасом прочности как следует обзавестись.
И Николай не знал, шутит командир или всерьез говорит, на недостатки в технике пилотирования намекает или на отсутствие свободных самолетов в полку. «Запас прочности» — это была любимая фраза старшего лейтенанта.
Припоминая все это, Николай вдруг встрепенулся. Спасительная
Сержант вскочил, бросился к штабной землянке, но подполковника уже не застал.
…В один из жарких августовских дней 1942 года старший лейтенант Олейник отозвал Самароков а в сторону и спокойно сказал:
— Завтра вылетаем на штурмовку переправы. Будете у меня ведомым.
Густые черные брови Николая взметнулись вверх, лицо расплылось в улыбке.
— На каком самолете? — спросил он.
— А вот на том, — указал Олейник в сторону новенького «ила» с номером 22 на фюзеляже. — Пойдемте, с экипажем познакомлю.
У самолета трудились моторист Теплухин и механик по вооружению Староконь. Здесь же был сержант Гарагуля, лучший в полку стрелок-радист, имевший на боевом счету четыре сбитых в воздухе самолета противника.
Машину опробовали и облетали в тот же день. А наутро Николай в составе восьмерки, возглавляемой старшим лейтенантом Олейником, был над переправой. После он узнал от товарищей подробности штурмовки. В его же памяти остались лишь огненные трассы от снарядов, черные султаны взрывов на земле да бешеная пляска самолетов. Удалось ли ему что уничтожить, чей самолет был рядом во время атаки — Николай точно сказать не мог.
То же повторилось и во втором, и в третьем бою. Не успевал Николай замечать того, что происходило вокруг него. «Неужто не выйдет из меня настоящий летчик-штурмовик?» — сокрушался он. Будто подслушав эти мысли, старший лейтенант Олейник успокаивал:
— Не отчаивайтесь, сержант. Со временем все на свое место встанет. Каждый с этого начинал. А зенитку вы здорово сегодня раскромсали. Помните?..
И Олейник с увлечением начинал рассказывать о том, как Николай удачно спикировал и прямым попаданием бомбы уничтожил пушку.
Самообладание, уверенность приходили постепенно. Молодой летчик научился сознательно выбирать цели, замечать подробности боя, анализировать их. Руки уже сами, автоматически выполняли необходимые в данных условиях движения, а глаза внимательно следили за полем боя, расположением противника, за действиями своих товарищей. Сержант Гарагуля перестал с укоризной посматривать на своего нового командира. Напротив, сержант не мог нарадоваться успехам Мыколы, как по-украински называл он Самарокова в кругу друзей.
— Мий Мыкола, — рассказывал Гарагуля после одного из вылетов, — найкращий летчик. Сегодня на озере вин барку запросто ухлопав. От фашистов тилькы бульбы на води осталысь.
Когда в полк приехали шефы, сибирские лесорубы, майор Савченко, представляя им отличившихся летчиков, одним из первых назвал фамилию Николая.
— Это наш самый молодой, но удачливый штурмовик, — тепло сказал командир.
Руководитель делегации лесорубов, высокий кряжистый старик с орденом Ленина на груди, долго пожимал Николаю руку.