Рассказы о крепостном мальчике
Шрифт:
– Молодец парень! – Наконец сказал он – настоящий пахарь вырос, не хуже меня вспахал. Я о чём печалюсь, что силы у меня уходят, полвека исполнилось, зато внуки подрастают. Тут и Иван благодарно положил руки на плечо сына.
Потом, распрягли лошадку, отпустили её пастись. Мария постелила на телегу чистую холстину, позвали обедать вместе с ними деда и бабку. Она разлила по двум чашкам похлёбку с квасом варёной репой, редькой и луком. Мать выдала всем по яичку, а бабушка Марфа угостила парёным турнепсом. Иван нарезал хлеб, разложил его на холстине. Есть сидя было неудобно, поэтому крошки хлеба и яичка падали мимо рта, их аккуратно подбирали и снова бросали в рот.
У всех было благодушное настроение. Иван высказал свою заветную мечту – завести ещё одну лошадку. Вот Мишка будет пасти лошадку в ночном, а там конь трактирщика Гром пасётся. Тогда бы
– Ещё нужно лён посеять, приданое для Наташки готовить. Большая уже выросла, невеста. Всё ту полосу, где в прошлом году рос овёс, засадить одной картошкой, а репу посеять только на краешке.
Взрослые недоверчиво молчали, не зная поддержать Марию, или нет. Картошку сажали мало и неохотно, но с каждым годом всё больше убеждались в её пользе. Однако староста каждый год предлагает крестьянам купить ведро картошки на посадку за 1 копейку. Это очень дёшево. Он каждый раз предупреждал, что эта картошка пророщенная, она годится только на посадку, её есть нельзя.
– Трактирщик купил картошки у старосты за 15 копеек, вот и вам бы тоже взять ведра два, – нерешительно предложила бабка Марфа.
– А мы чем хуже? У него один сын Борис, да дочка Танька, а у меня трое, да дочка Наташка, они тоже есть хотят.
– Мы принесли немного картошки в карманах, староста рано уходит, вот мы и берём по 1-2 клубня картошки, – признался Иван.
– Там всего и полведра не наберётся, – возмутилась Мария попытке мужа сберечь копейки.
– Делай, как знаешь. А только на оброк денег не хватит, то пороть тебя будут, а не меня,– махнул он рукой. Это была пустая угроза, ведь15 копеек была маленькая сумма, её всегда можно было попросить в долг у бабки и деда.
После обеда наступила торжественная минута – сев. Мать повесила на шею деда лукошко с зерном. Он расставил ноги на ширине плеч, взял большую горсть зерна и широким жестом полукругом рассыпал его по пашне. Зерно ровным слоем легло на почву. Мишка с готовностью бросился к кустикам, наломал веток. Ими он отметит границы, где зерно брошено, а где ещё нет, иначе как с посевом репки, будет, где густо, а где пусто. После сева поле требовалось проборонить, чтобы зерно прикрылось землёй, иначе жадные грачи успеют склевать его. В тёплой земле зерно наполнится влагой и прорастёт.
В тот день Мишка доверили провести ещё пять борозд, за это время отец отдыхал.
Ночное
Мишка любил пасти лошадку ночью. Вместе с другими с другими парнями с этого конца деревни на дальнюю Евсееву поляну. Она находилась справа от поскотины. Почему поляну назвали Евсеевой, ни кто в деревне не знал, но название прижилось. Парнишки собирались вечером и тихонько ехали до околицы, а потом неслись на уставших лошадях во весь галоп, стараясь обогнать друг друга. Они кричали и били пятками по бокам лошадей, но всегда раньше всех на поляне оказывался Гром вороной масти, на котором скакал Борис, сын местного трактирщика. Конечно, его конь был молодым, не возил грузы, на котором только катались хозяева и их гости. Мишка на своей гнедой Ёмке нередко ехал позади всех, он берёг свою лошадку, которая весь день работала то на барском поле, то на своём.
Мальчикам нравилось пасти коней в ночное время. Здесь, на широкой поляне, обдуваемой слабым ветерком, их не кусали комары и не мучила мошка. Не было за ними и строгого надзора родителей и старосты, которые за малую оплошность могли их выпороть.
Только Егор из всей ватаги парней не гнал своих двух лошадей вскачь. Он берёг их. Деревенские парни уважительно звали его Егоршей. Он с отцом зимой на двух лошадках возил грузы и седоков до губернского города Вятку. Поэтому на барщине они не работали, зарабатывая на оброк извозом. За лошадей, как уверял его отец Игнат, они заплатили по 500 рублей. Зато и лошадки хороши, быстрые и выносливые. Такая порода есть, вятка называется. Молчаливый Егорша со спокойным любопытством смотрел на ребят узкими серыми глазами из-под насупленных бровей. Широкие скулы, курносый нос и густые чуть рыжеватые волосы дополняли его облик. Парней он ничем не угощал, но охотно рассказывал, как он с отцом, которого от в отличие от парней, называл папой, а не тятькой, как они возят шерсть.муку и пеньку в губернский город. На обратном пути на Рождество набирают седоков из семинаристов, гимназистов, да питерских плотников. Из его рассказов парни узнали, что извозчики едут обозом, которые иногда
– С чем, чем? – Недоумевали его слушатели.
– С аминем – громче повторил Егорша и широко улыбнулся, – то есть пустой, без начинки. А спать мы ложимся, кто где хочет. Одни на печт залезут, другие на полати переберутся, третьи на лавках пристроятся, а остальные на полу найдут себе место. Хозяин бросит на пол мат из соломы, нам и ладно. На печке очень душно и жарко, с полночи извозчики слезают оттуда, перебираются на пол.
Выезжают рано утром. Зимой, если стоит стужа, то седоки и сам извозчик временами бегут рядом с санями, чтобы не замёрзнуть. Бывали и неприятности на дороге, разбойники пошаливают. Но извозчикам они не страшные, они едут обозом. А обоз ни кто не нападёт.
– А вот лавочник один продал свой товар, перед отъездом забежал в питейный, напился и расхвастался о своей удачной продаже. трое молодцев и встретили его на дороге, у моста. Хорошо, что он успел кистень схватить и одного по лбу стукнуть. Тот и умер на месте, остальные испугались и разбежались.
Парни, раскрыв рот и позабыв о костре и лошадях, внимательно слушали рассказ Егора. Особенно терпеливо слушал Мишка. Он тоже хотел бы стать извозчиком. Дело прибыльное. Вот Игнатий и смог недавно дом построить. Трактирщик тоже брёвна привёз, тоже будет этой зимой дом строить. А они так и будут жить в старой избёнке с печкой без трубы. Мишка тяжело вздохнул. Надо ему мастерству учиться, но где и у кого? Егор станет извозчиком, Борис будет трактирщиком, Вовке и Кольке уготована судьба мельника. А Мишка так и останется бедным крестьянином.
Стреноженные лошади бродили рядом, а все уздечки, чтобы не потерять, парни вешали на нижние ветки высокой осины. С полянки вдали виднелись светлые окна барского дома и трактира. Над поляной возвышалось ввысоке бархатное синее звёздное небо, завораживающе манило бесчисленными огоньками. Густой лес окружал поляну. В траве пряталось множество кузнечиков, оглашая округу своим стрёкотом.
Парни, пока светло, натаскивали сушняка и разводили небольшой костёрчик. Подложив под себя старую одежду, а то и просто мешковину, они располагались вокруг костра, изредка подкладывает валежник, чтобы он не погас. На всполохи огня можно смотреть долго. Пламя неустанно переливается в основном красными оттенками, но немало было и жёлтого, голубого цвета. Языки пламени устремляются в тёмное небо, исходя синеватым дымом и мелкими искрами. Угли постепенно покрываются беловатым пеплом, пока сухие сучья, подброшенные парнем, не заставят костёр снова разгореться.
За лошадей мальчики особо не опасались. О конокрадах в их местности давно не слышали. Последнего в зимнюю стужу привязали к столбу и облили несколько раз голого студёной водой, что он через сутки умер.
В казни участвовали все крестьяне деревни, поэтому никто ничего не видел и не слышал, да и конокрад был из дальнего села. После него охотников до чужих лошадок не находилось.
Волки побоятся подходить к огню, а свора собак устремлялась вместе с мальчишками, они тоже служили дополнительной охраной для лошадей. Кроме того, Гром не подпустит к табуну не только зверя, но и чужого человека. Так говорил Борис, а парни охотно ему верили. Сын трактирщика занимал в их ватаге особое положение. Он каждый раз угощал кампанию вкусными леденцами, которые называл лампасейками. Мишка тоже иногда давал приятелям сушёные тонкие ломтики турнепса, которыми в изобилии его снабжала бабушка Марфа. Мишка в шутку называл их мягкими лампасейками. Парням его угощение нравились, даже Борис не отказывался. Он вообще был спокойным парнем, не кичился своим особым положением. Да и в Громе его нуждались все хозяева молодых лошадей, в том числе и Иван, мечтавших случить свою Ёмку с Громом. На особом положение были среди парней братья-близнецы Вовка и Колька, сыновья мельника Федота. Они были очень похожи, оба круглолицые и сероглазые с маленьким курносым носом. Говорят, что их не могла различить даже их мать, толстая Федосья, пока егоза Колька не упал с крыльца на колесо. С того времени у него над бровью красовался заметный шрам. Они постоянно приносили парням мягкие лепёшки из белой муки, которые съедались моментально без ощущения сытости. Внешне подобострастие парней ни как не проявлялось, только никому бы и в голову не пришло послать братьев и Бориса принести для костра хвороста или проверить лошадей. Для этого были другие мальчики, отцы которых постоянно занимали муку у мельника.