Рассказы о новомучениках и подвижниках Российских
Шрифт:
Каляев молчал.
– Я очень прошу вас принять Евангелие и икону.
Но он отказался.
Елизавета Феодоровна, оставив принесенное в камере, отправилась писать прошение на высочайшее имя о помиловании Каляева. В просьбе ей отказали.
Вскоре Елизавета Феодоровна, решив посвятить себя делам милосердия, продала имущество и драгоценности, купила усадьбу и сад на Большой Ордынке. Идея небольшой женской обители, устроенной по образу древних диаконис, очень нравилась великой княгине. Над архитектурным проектом обители, названной в честь святых сестер праведного Лазаря, работали
Великую княгиню стали называть Великой Матушкой. Во время Первой мировой войны в полковом госпитале Елизавета Феодоровна ассистировала врачам при операциях. Говорили, что, если великая княгиня хотя бы присутствует, операция проходит удачно и оперируемый почти не чувствует боли. Порой раненые просили позвать ее к ним, чтобы она находилась рядом.
Ее поистине Божественное милосердие простиралось и на тяжелораненых военнопленных. При участии Елизаветы Феодоровны организована была в Москве мастерская по сбору протезов. Детали шли с Петербургского завода. Небольшое частное производство развилось в крайне необходимую медицинскую отрасль, которой ранее в России внимания не уделяли.
Беспризорники Хитровки носились за матушкой Елизаветой босоногими табунками. Она помогала всем, стараясь никого не обойти вниманием, – буквально тащила людей из горя и нищеты, как тащат из воды утопающих. Рейды ее высочества по Хитровке часто смущали городовых: великая княгиня – и без сопровождения.
Прошло двенадцать лет со дня убийства великого князя. В феврале 1917 года в Марфо-Мариинскую обитель, еще действовавшую, явилась новая власть: посмотреть, как живут сестры.
Один из вошедших, экзальтированный студент, неумело направил на нее дуло, хотя сопротивления не было. Видимо, револьвер он держал первый раз в жизни.
– Опустите свою руку, – сказала матушка Елизавета, с достоинством отстранив дуло. – Ведь я же женщина.
Студент револьвер убрал и вышел из комнаты.
Весной 1918-го, на Пасху, к ней снова пришли с арестом. Отряд чекистов, молодые ребята. У некоторых такие злые глаза. Она уже научилась распознавать этот взгляд. И поняла, что впереди – смерть. Но Кто-то сказал в самое сердце: «Пой Херувимскую».
Июльская жара на Урале, когда воздух полон насекомых, – испытание не из легких. Ночная прохлада дает отдых. Однако в эту ночь, на 18 июля 1918 года, жители Алапаевска спали плохо: в третьем часу ночи послышалась стрельба, крики, шум, странные звуки.
Наутро весь город говорил о том, что «князей» – арестованных, содержавшихся под стражей в Напольной школе членов семьи Романовых – похитили на аэроплане враги революции. Этому отчасти верили.
Дверь в помещение, неопрятный школьный класс, не запиралась. Женщины – великая княгиня Елизавета Феодоровна и ее келейница Варвара – спали.
– Вставайте, одевайтесь, – раздалось вдруг в комнате.
Женщины встали, оделись. Одежда была легкой – лето! На Елизавете Феодоровне
– Сейчас вас отвезут в безопасное место.
Елизавета Феодоровна молча повиновалась. Келейница последовала за ней. Это была уже пожилая худощавая строгая женщина. Перевоз в безопасное место начался настоящим нападением. Едва пленницы оделись, им велели встать и не двигаться. Затем вдруг стали связывать руки за спиной, а потом завязали глаза. Уже с завязанными глазами, посадили на подводу и куда-то повезли. «Пой Херувимскую!» – вспомнилось Елизавете Феодоровне.
Какое-то время подвода тряслась по плохой дороге, пахло лесом. По звукам пленницы могли понять, что великие князья находятся рядом с ними и кто-то из них ранен. Елизавета Феодоровна слышала, что один из узников пытался сопротивляться, был характерный шум и возгласы. Затем послышался выстрел. Князь Сергей Михайлович, как поняла она. Он ранен!
Наконец подвода остановилась, и всех повели куда-то в полной тьме. Потом – удар обухом. И взрыв: кажется, она уже где-то слышала этот звук.
В заброшенной шахте рудника внизу оказался настил. Узники, раненные, упали на перекрытия. Под настилом – ядовитая рудничная вода, погасившая с шипом осколки неловко брошенных гранат.
Один из исполнителей занервничал, решил закурить. В кармане оказался кошель с табаком великого князя. «Нет, надо выбросить. А то привяжется, нечисть». И он бросил вещь в шахту. Падения небольшого мягкого предмета слышно не было.
Повязка наконец спала с глаз, и Великая Матушка смогла увидеть, что творится вокруг. Восемь человек буквально повисли на перекрытиях шахты, Иоанн Константинович и Сергей Михайлович были еще живы. У Елизаветы Феодоровны сильно болело в груди, но ей удалось оторвать часть апостольника и перевязать голову Иоанна Константиновича. Где-то рядом слышался негромкий голос келейницы Варвары, певшей: «Спаси, Господи, люди Твоя…» Голос становился все тише и тише.
– Слышь, поют в лесу? – спросил один мужичок другого.
– Вроде в шахте. Да нет, это ветер.
В конце сентября 1918 года войска адмирала Колчака заняли Алапаевск. После долгих поисков тела погибших, почти не пострадавшие от тления, были обнаружены. Рука великой княгини была сложена в крестном знамении. Рука ее верной келейницы – тоже.
Когда летом 1919 года армия Колчака вынуждена была отступить из Алапаевска, игумен Серафим (Кузнецов) составил ходатайство о разрешении на перевозку гробов с телами невинноубиенных. Составляя ходатайство, игумен едва не добавил «мучеников».
Вагон с телами расстрелянных в Алапаевске подходил к китайской границе. Из одного гроба шло чистое как слеза миро. Это был гроб великой княгини, Великой Матушки.
Совиные крыла
Хорошо одетый молодой господин, по виду служащий судейской или адвокатской конторы, спешил. Он совсем недавно получил место здесь, в Кронштадте, переехал с семьей из Петербурга и всего несколько дней ходит на службу. Выбранная им квартира – четыре небольших комнаты недалеко от Андреевского собора – очень приглянулась ему, супруге и детям.