Рассказы о пластунах
Шрифт:
Якименко, спрыгнув с брички, очутился лицом к лицу с черноволосой девушкой в ярком национальном костюме. В одной руке она держала пустой графин, в другой — длинный тонкого стекла стакан. Вино, которым она угощала пластунов, уже кончилось, и она собиралась бежать домой, чтобы наполнить графин снова, но соблазн постоять рядом с советскими воинами, остановившимися на минутку на площади, был так велик, что она задержалась около брички Якименко и Василия Коробкина.
— Що таке «наздар»? — обратился к девушке Якименко.
Девушка растерялась. Она улыбнулась и ничего не ответила.
— Що таке «наздар»? — повторил он вопрос.
— Наздар, наздар! — радостно сказала девушка, кивая головой.
— Ну, ну, що це таке?..
Девушка поняла, о чем ее спрашивают, но не находила русских слов для объяснения. Она, продолжая улыбаться, беспомощно развела руками и оглянулась по сторонам, как бы ища помощи. Но помощь не пришла, тогда девушка прямо взглянув на запыленное лицо Якименко, шагнула вперед, закинула ему на плечи загорелые руки, в которых по-прежнему крепко сжимала графин и стакан, и звонко поцеловала его. Чехи, стоявшие вокруг повозки, — женщины, мужчины и дети — захлопали в ладоши и дружно закричали:
— Так, так! Наздар! Наздар!
Девушка, радостная и смущенная, отпрыгнула назад и скрылась в толпе, а Якименко на мгновение словно прирос к земле, и ему вдруг вспомнился самый трудный день в горах Кавказа, когда у них не было сухарей и костер из трех сырых веток не горел, а только душил дымом, и дьявольски хотелось есть, и ноги закоченели, а гитлеровцы нажимали и надо было вытерпеть, устоять…
— Ну, поедем, — тронул его за плечо Василий, — а то от своих отстанем.
Толпа расступилась, и бричка покатила дальше, унося пластунов к Праге, мимо охваченных ликованием чешских сел и городов, мимо людей, которые встречали и провожали их радостными криками:
— Наздар! Наздар!
НА ПЛАЦДАРМЕ
Ночью был получен приказ оставить плацдарм. До рассвета успели переправить всех, кроме одного взвода, который прикрывал переправу. Под утро немцы рассекли взвод на несколько частей, и практически плацдарм перестал существовать.
Четверо пластунов во главе со старшим сержантом Жежелем укрылись в каменном сарае, что одиноко стоял в сотне метров от крутого берега. Крыши на сарае не было, стену в двух местах пробили снаряды. Когда рассвело, сюда пришел парторг батальона младший лейтенант Поплавский. Он принес автомат и планшетку командира взвода. За парторгом прибежала большая рыжая собака с вислыми ушами.
Поплавский прислонил к стене автомат, пилоткой
— Дайте докурить.
Жежель вежливо оторвал мокрый кончик самокрутки и протянул Поплавскому.
Парторг взахлеб затянулся два раза, не выдохнув дыма, сказал:
— Лейтенант Губарев убит.
— А остальные где? — спросил старший сержант.
— Кто прорвался к берегу, вплавь на ту сторону пошел.
— А вы чего же вплавь не пошли? — В голосе Жежеля младшему лейтенанту почудилась неприязненная усмешка. «Не добром он меня поминает», — отметил про себя парторг. Ответил сухо и коротко:
— Не умею.
Из ноздрей у Поплавского шел дым. В двух шагах от него стояла рыжая собака и слегка помахивала большим хвостом.
— Это откуда? — опросил Жежель, косясь на собаку.
— Пристала в овраге, когда сюда пробирался… Иди ко мне, Жучка, — младший лейтенант причмокнули хлопнул себя по колену. Собака отчаянно закрутила хвостом и, припав на все четыре латы, подползла к Поплавскому.
— Ишь ты, — усмехнулся старший сержант, — на полусогнутых умеет. Жуч… тьфу, да это ж кобель, а вы его дамским именем окрестили.
Поплавский потрепал собаку по загривку и смущенно проговорил:
— Ну, пусть будет Рыжик. Хороший пес.
— Голодный, — Жежель полез в карман, достал кусок хлеба и бросил псу. Тот поймал хлеб на лету, лязгнув зубами. Проглотил и, не отрываясь, продолжал смотреть на руку старшего сержанта. А тот, уже не обращая внимания на собаку, озабоченно опросил: — Что делать будем, товарищ младший лейтенант?
— Надо продержаться дотемна. Ночью, думаю, пришлют за нами лодку.
— До ночи не продержимся.
Казак, стоявший у пробоины, крикнул:
— Немцы!
— К бою! — скомандовал Жежель.
Гитлеровцы, шли вдоль берега, чуть пригнувшись. В невысокой росной траве за ними оставались темные следы. Солдаты открыли огонь, и немцы залегли.
В это время от берега прибежал ефрейтор Косенков.
— Что там? — спросил Жежель.
— Под кручей есть площадка и пещера, там не достанут — зашептал Косенков, будто немцы могли его подслушать.
— Будем уходить под кручу, — Жежель повернул голову к Поплавскому. — Как смотрите, товарищ младший лейтенант?
Спросил так, для порядка, а решение уже принял.
Поплавский пожал плечами.
— Что ж, давайте уходить под кручу.
Пластуны по одному перебегали от сарая к обрыву и скрывались под кручей. Жежель был последним. По нему стреляли. Не добежав нескольких шагов до обрыва, он упал. Приподнялся, снова упал и на четвереньках пополз к обрыву. Тяжело, мешком свалился на тропу. Тут его подхватили казаки и повлекли вниз, к площадке перед входом в пещеру.