Рассказы о потерянном друге
Шрифт:
«Требуется вооруженный конвой и медицинская помощь», — радировали на землю. «Скорая… немедленно…» — отдавалось у меня в мозгу.
Успеем ли… Только бы успеть! Только бы успеть!
Акбар уже почти не подавал признаков жизни. Акбарушка, милый, потерпи!
Я всматривался в лица незадачливых угонщиков. Как я ненавидел их сейчас! А ведь точно. Шкворень. Он. Его длинная противная физиономия и родинка под глазом. Теперь я вспомнил: когда мы садились, Акбар глухо зарычал, принюхиваясь к земле, он-то сразу признал знакомый запах (собаки могут сохранять его в памяти долгие годы), но я не обратил внимания; посадка,
Мы с Акбаром садились первыми, и они не заметили нас, иначе, думаю (даже уверен в этом), должны были бы действовать по-иному: собака — опасный противник. Кто-кто, а Шкворень знал это по личному опыту. И как я проглядел их? А еще пограничник, бригадмилец! Непростительно! А все потому, что размечтался лишка, перестал примечать вокруг. Они и расположились сзади, в хвосте, чтоб не привлекать ничьего внимания, раньше времени не открыть себя.
За то время, что мы не видались, Шкворень совершил ряд серьезных преступлений. Это выяснится на суде. Чем только не занимался: скупщик валюты и спекулянт, торговал на черном рынке разным хламьем. Потом, во время обыска на квартире, у него найдут обрез и кой-что другое. Заносчив, жаден, за пятерку родную мать продаст, не пожалеет. Не лучше был и его напарник. Одного поля ягода. Оба ранее судимы. Они хотели приискать себе убежище за рубежом и, вполне возможно, добились бы своего, если бы не Акбар. Он, и прежде всего он нарушил все их планы.
Ну, теперь, наверное, все. Допрыгался. Финал таков, каким и должен быть.
Самолет стал снижаться. Девушка-бортпроводница, не отходившая от Акбара, объявила:
— Садимся. — Она тоже волновалась. Все пассажиры переживали за Акбара.
Почему-то в голову лезла разная ерунда. Вспомнилось: последний «подвиг» Акбара перед уходом на границу — нашел очки соседа на даче. След брал в течение сорока восьми часов, как лучшая розыскная собака…
А рядом — другое: ранение в голову, может, останется глухой или ослепнет. Ну и что? Хоть глухой, хоть какой, только бы остался жив. Да он и без слуха слышит, все чует и знает наперед хозяина, знает, какой гость пришел в дом, хороший или плохой, и с чем, с добром или худом. Он все знает.
Тряхнуло. Сели. Самолет стал резко тормозить, тише, тише… Стали… На летном поле показалась машина с красным крестом, она спешит к нам. Только бы не слишком поздно… только бы не поздно… Акбарушка, потерпи, прошу тебя, потерпи еще немножко, ну совсем малость…
Покинутая
(За пароходом)
Мы плыли по Вишере. На пристани Данилов Лог я заметил белую с темными отметинами на груди и около ушей собаку-лайку, путавшуюся в ногах у людей. На минуту она мелькнула на причальных мостках, у самой воды, потом оказалась на берегу, трехметровым обрывом приподнятом над урезом реки; затем наш «Маяковский» дал отправной гудок, и еще минутой позднее из окна своей каюты я обнаружил, что собака бежит за пароходом.
Собака гонится за пароходом! Одна эта мысль заставила меня вскочить и кинуться на палубу.
Да, лайка продолжала бежать за «Маяковским», хотя пристань уже осталась далеко позади. Пароход шел как раз близко от берега, на котором мелькала
Кто-то есть на пароходе, от кого не хочет отстать собака. В первый момент я, естественно, не придал этому особого значения. Но когда прошло десять минут, двадцать, полчаса, а собака все продолжала гнаться за пароходом, я ощутил укол в сердце.
Долго ли она будет бежать? И кто тот безжалостный, называющий себя ее хозяином, который может спокойно взирать на такое проявление преданности верного животного?
Сначала берег был ровный, и лайка даже обгоняла судно, несясь стремительными упругими прыжками, легко перебрасывая свое пушистое тело через встречные препятствия — колдобины, вымоины, стволы упавших деревьев. Время от времени остановится, посмотрит на пароход — и дальше. Иногда полает, всматриваясь в корму.
Потом начался лес. Ее было не видно. Я думал уж — отстала. И вдруг снова появилась. С какой стати: она совсем не считала лес неодолимой преградой! Где были «колки» — обегала стороной, где оказывался сплошной массив — проскальзывала между деревьев. И все дальше, дальше от Данилова Лога уносили ее быстрые ноги.
Уже никакого признака жилья вокруг, редки-редки кусочки пашни, лес, чащоба, да еще к тому же ненастная хмурая погода (сентябрь в этих местах неприветлив), накладывающая на все отпечаток какой-то дикой, суровой нетронутости, а она бежит и бежит.
Ведь могут встретиться и дикие звери, хищники — волк, медведь, которые растерзают ее… Я больше не мог пассивно созерцать это.
Побежал вниз. Там уж все пассажиры сгрудились у левого борта и тоже смотрят на берег. А кто на корме, куда лает собака?
— Хозяин, наверно…
— Кто таков?
— Да мальчик, говорят, какой-то… Да его уж там нет, ушел, чтобы собака не видела… Да вон он!..
Подросток лет пятнадцати-шестнадцати. Я спросил его, кто он, откуда и куда. Ответил: учится в Чердыни, в лесотехническом техникуме, возвращается с каникул… Он стоял, смущенный тем, что вдруг оказался в центре внимания пассажиров, полуспрятавшись за стенку, чтоб не могла видеть собака с берега, а сам неотступно следил за нею. Даже отвечал на расспросы, не повертывая головы.
Лайка, верно, его. Кличка — Капитан. Хорошая охотница, какой и положено быть лайке, хотя еще нет трех лет от роду. Ходил с нею в лес — белковал удачно; шкурки убитых зверьков сдал — купил учебники, кое-что из вещей.
— Дак что же ты ее с собой не взял! — корят его кругом.
— А куда я ее возьму? Мне в общежитии придется жить… — возражал он, а у самого, видать, болит душа. Не оторвет взгляда от берега, в глазах тревога и печаль.
Спрашиваю:
— А дома есть кто-нибудь?
— Отец, мать…
— Так что же ты не наказал им присмотреть за собакой?
— Забыл запереть…
Оказывается, она примчалась за ним в тот момент, когда он садился на пароход. Хотела проскользнуть по трапу, на судно — не пустили. Ну что ж, не везут — есть ноги. Для преданного собачьего сердца не существует препятствий.
Опять началась длинная отмель. Собака показалась за ней. Бежала у самой кромки воды, стараясь держаться как можно ближе к пароходу, где находилось ее сокровище, ее хозяин, без которого она не могла оставаться. Не могла!