Рассказы о Розе. Side A

Каллен Никки

– Отлично, а можно мне бутерброд с расплавленным сыром?

– Пожалуйста, – сказал отец Декамп, достал хлеб, оливки, сыр и бутербродницу, и поставил все перед комиссаром. – Чудо Господне – всё есть. Если повезет, на тосте будет лик нашего гостя.

– Значит, это так работает?

– А ты думал – тебе бутерброд в луче света с неба под музыку Вагнера спустится? Включай в розетку и фантазируй, и про нас не забудь. Туда четыре тоста влазит, – Дэмьен в свою очередь захихикал и сказал, что комиссар Локи напоминает ему рассказ Рэя Брэдбери про Синюю бутылку – кто-то искал в ней смысл жизни – и находил смерть, а один герой – только виски, и в ней всегда для него было виски.

– Отличная идея для воскресной проповеди – как ты любишь, Декамп –

продолжение темы – чудеса для Господа своими руками…

– О, точно, сегодня же воскресенье, мне проповедь читать, – отец Декамп был как ребенок в морском путешествии – всё его радовало; он обхватил себя руками и улыбался не переставая.

– И о чем же ты будешь говорить? – комиссар Локи сделал первую партию и выдал первый бутерброд бродяге; тот надкусил аккуратно – горячий, похвалил; сыр потек из хлеба на пальцы, и он его слизал – обычный парень, ест бутерброд с расплавленным сыром, а они все смотрят на это с таким восторгом, будто родители умиляются всему в новорожденном – Кори очень смущал этот парень, теперь ему казалось, что он тоже его знает – знал, но очень давно, может, мельком, в телевизоре видел.

– Не знаю. Я видел чудо. И теперь никого не оставлю в покое – я буду везде ходить и говорить – Господь есть – пока не изменю этот мир к лучшему.

– Как ван Хельсинг, – тихо произнес Дэмьен. – Он тоже посвящает этому жизнь – он видел чудо – святого Каролюса – как из его следов на поле боя росли розы – и потом увидел, как тот в смерти ушел на небо – оно раскрылось для Каролюса – и ангелы, и Дева, и ты, Господи, приняли его – и ван Хельсинг увидел это небо – и сказал, что не может жить дальше, как раньше – ведь Бог есть, об этом должен знать каждый.

– Я пойду, – Кори встал; ему стало совсем тяжело от всех этих разговоров о Боге – никто ему не помог в этом Соборе – к черту церковь. Дэмьен жалобно посмотрел – ему хотелось остаться с друзьями, разговаривать дальше, есть горячие бутерброды – прикольно, если подумать – ночью сидеть в Соборе и есть бутерброды, с полицейским и бродягой – совсем не похоже на ту Церковь, что Кори знал – но ему было плохо; теперь всё совсем плохо для Кори. – Ты оставайся, Дэмьен, мне завтра на работу просто…

– Воскресенье же.

– Я забыл… так устал, что запутался…я просто хочу пораньше встать.

– Ну, как хочешь… Я зайду к тебе утром. Поищем…

– Не надо, я сам.

– До встречи, Кори, – бродяга не вставал – из-за ног – но протянул руку – очень красивая рука – тонкая, сильная, пальцы, запястье, кисть – совершенство – как на картинках в музеях, когда герои из древних историй протягивают руки друг другу в минуту события – прощания, смерти, или к небу взывают; посмотрел ему в лицо – не бродяга он вовсе – такой открытый и смелый у него взгляд, ресницы как у девчонки накрашенной – наверное, просто парень в беде, раненый, пришел в Собор, ему они помогли; ну что ж, не всем же сразу, в одну ночь…

Но спал он хорошо – он думал, ни секунды не заснет – вся квартира была в собачьих игрушках – пищалках, косточках сахарных, мячиках – он чуть не убился в прихожей – и корзинка с пледом пустая – но дошел до кровати и сразу упал, заснул; ему снилась Марианна – с ней всё было хорошо, она бегала с ребенком беловолосым по розовому саду, такая красивая, в длинном платье с кружевными воротником – она была не замужем, и это хорошо, Кори обрадовался – значит, есть шанс – если он приедет, может, она его простит, и они поженятся – и ребенку он будет безмерно рад – Кори не из тех, что «не мой ребенок, да еще и от священника» – да всё равно, он ее, и значит, в нем целое солнце… Прозвенел будильник, и он встал, будто бы спал все десять часов, и не бегал всю ночь по Асвилю – разбитые носы и распятья, пирушка в Соборе – ему это тоже приснилось, наверно; он принял душ, оделся – времени было весь день – можно позавтракать у Линдов – круассан, латте, салат; они не закрываются в воскресенье – спросить у Мюриэль, неужто она действительно

любит старое кино – может, сводить её на что-нибудь – в лифте была новая надпись – он обожал их читать: «Лишь на одно мгновенье Он Ей положил на плечо женское свою вот уже вечную руку» – он не знал, откуда это, и про что – потом спрошу у Дэмьена; блевотину и кровь кто-то вытер – добрый человек; было неожиданно тепло – будто весна вернулась в Асвиль, на день, на час, но солнце, птицы щебечут, пахнет землей вкусно – он распрямил плечи, вдохнул, – и увидел девочку лет десяти, в красном пальто, красном берете, красных ботиночках – всё хорошее, из-под пальто край кружевного платья, молочного цвета теплые колготики – она вышла из часовой мастерской на углу дома – мастерская принадлежала еврейской семье, они отдыхали в субботу, а в воскресенье работали несколько часов с утра – девочка собиралась переходить улицу, тоже в сторону магазина Линдов, ждала зеленый – и на руках она держала щенка. Это был его щенок – Кори сразу понял – тот самый – толстопузик – Кори вчера с ним столько провозился, что узнал бы из тысячи, из миллиона – неужели, так сразу?

– Девочка, эй, стой…

Девочка обернулась. На щенке был – да, это его щенок – красный ошейничек, он его сам вчера купил в зоомагазине, выбрал самый дорогой – а на нем бляха с именем – вот ее девочка, видимо, и сделала только что в мастерской – «Мое сердце».

– Это мой щенок.

– С чего Вы взяли? – девочка поджала губы и крепче прижала к себе щенка; не больно, а бережно – отметил Кори – это хорошо, умеет держать живое.

– Это мой щенок, я тебе говорю, я вчера его потерял, и я вижу, что это мой щенок.

– А как его зовут?

– Его никак еще не зовут, я еще не придумал ему имени.

– А у моего щенка уже есть имя – его зовут Мое сердце – и он откликается. Сердце, Сердце, – щенок залаял, и она поцеловала его в нос, щенок ее сразу всю облизал. – Вот видите.

– Зато на нем ошейник, который я ему вчера купил, могу подняться наверх, в квартиру, и показать тебе чек. А ты чем докажешь, что это твой щенок? Он давно у тебя, он уже привит, с паспортом, чипированный?

Девочка сердито посмотрела на него снизу, тоже мне, маленькая Красная королева.

– Он совсем новый, мой щенок, Мое сердце, и ничего у него пока нет, но мы завтра поедем с родителями в большой собачий центр, и там всё сделают, и мы накупим ему разного. Подумаешь, ошейник.

– Девочка… послушай. Ты еще маленькая. Ты не умеешь обращаться с животными. Ты не ответственная. Ты любишь куклы и подружек. Тебе Твое сердце быстро надоест. Он сейчас щенок, а потом станет большой собакой, изгрызет много твоих любимых вещей, и ты попросишь родителей отвезти его на ферму… А если не попросишь, то сотворишь еще что-нибудь ужасное – я видел, как дети обращаются с животными – они болтают с друзьями и не смотрят за собакой, и собака теряется, они едут на своих дурацких роликах, а собака, разрывая сердце, бежит рядом, подставляя беззащитные лапы, вы их роняете на асфальт, вы их бьете, когда никто не видит…

– Я умею обращаться с животными! – закричала девочка, щенок аж лайнул от ее крика. – У нас уже есть собака, ей много лет, и мы ее очень любим. Ей нравится жевать папины рубашки, но нам всё равно, потому что рубашки – это вещь, а она живая. У меня рыбки, мне мама ни разу, ни капельки, не помогает с ним – я сама чищу аквариум. Уходите, это Вы его выгнали, Вы его потеряли – я была дома одна, мама и папа попали ночью в пробку из-за упавшего дерева на трассе – они ехали от бабушки и дедушки – и я услышала, как кто-то лает под окном – было так страшно – ночь, ветер – но я вышла – а он был совсем один, маленький – и я принесла его, и Диана его умыла, и мы все спали вместе, и нам было хорошо. И мама с папой разрешили его оставить – они сказали, что это чудо – все найденные дети… Это Вы, Вы его потеряли, а не я. Вы плохой хозяин, а я буду его беречь. Только попробуйте подойти к нему еще раз, и ко мне – я вызову полицию, у меня есть телефон.