Рассказы охотника
Шрифт:
Федя колебался. Страшно одному в первый раз на такого зверя итти. Но ведь медведь сотни белок стоит! Вот бы убить здорово!
Он нащупал в кармане пулю. Дед учил всегда брать с собой на всякий случай, а тут случай и подвернулся.
Федя быстро зарядил пулей ружье. «Ну, будь что будет!» — и он вышел из кустов.
Завидев хозяина, Мушка сразу осмелела. Вся ощетинилась, бросилась к сосне и, злобно рыча, начала разрывать лапами снег.
У Феди захватило дух: «Сейчас разбудит, выгонит зверя. Бежать поздно…» Мальчик взвел курок и приготовился.
Секунда…
Вдруг снег под сосной ожил, зашевелился. Мушка с отчаянным лаем отскочила в сторону. И вот из-под сугроба поднимается, растет что-то огромное, темное.
Не помня себя, Федя прижал к плечу ружье, прицелился и спустил курок. Раздался выстрел и вслед за ним бешеный рев.
Раненый зверь сделал прыжок прямо к Феде.
Мальчик бросил разряженное ружье и опрометью пустился прочь.
В ужасе слышал он за собой треск сучьев и тяжелые прыжки зверя. Вот-вот нагонит. «Не уйти… Пропал!..»
Федя с отчаянием обернулся — перед ним страшная оскаленная пасть. В лицо дохнуло звериным теплом. И в тот же миг огромная туша сшибла его с ног, навалилась, душит. Федя хотел крикнуть — и потерял сознание.
— Что ты дверь-то дерешь? Перемерзла, что ли? — заворчал дед, впуская Мушку в избу.
Собака, поджав хвост, робко пробралась в дверь, села посреди комнаты и вдруг, подняв морду, тоскливо завыла.
— Цыц, окаянная! — крикнул дед.
Мушка забилась под кровать, и оттуда снова послышался протяжный, жалобный вой.
«Как по покойнику воет, — подумал старик, и ему стало не по себе. — А где же Федя? Сегодня воскресенье, в школу итти незачем». Дед глянул на стену. Так и есть: Фединого ружья нет. Значит, на охоте, а собака одна вернулась, да еще воет… Ох, не к добру это!
Старик схватил полушубок, шапку, ружье и заторопился к соседу Силантию.
Не теряя времени, Силантий с дедом стали на лыжи и пустились в путь. Мушка бежала впереди, указывая дорогу.
Миновали мелколесье, подошли к поляне. Вдруг шедший впереди Силантий остановился: посреди поляны что-то темнело.
Силантий выглянул из-за веток и невольно попятился — прямо перед ним на снегу затаился медведь.
Силантий взвел курок и тихо свистнул. Медведь не двинулся. Охотник свистнул громче, шагнул вперед. В это время Мушка смело подбежала к зверю, села возле него и, подняв морду, протяжно завыла.
Силантий обернулся к деду, глухо сказал:
— Подходи, Дмитрий, мертвый он. — И, стараясь не глядеть на старика, тихо добавил: — Замял Федюшку. Вишь, прямо на лыжне и лег, а дальше — следу конец.
Охотники с трудом приподняли, отвалили в сторону мертвого зверя. Под ним, уткнувшись лицом в снег, лежал Федя.
Увидев его, дед только охнул и повалился возле внука.
— Федя! Федечка! — Больше он ничего не мог выговорить.
И вдруг — или это чудится старику? —
— Дедушка…
— Федюша! — вскрикивает дед и еще крепче обнимает внука.
Федя с трудом поднимается на ноги. Он даже не ранен — медведь только подмял его.
— Ка-ак сшиб он меня да как навалился… — возбужденно рассказывает Федя. — Помутилось все — и не помню… А потом очнулся, лежу под ним, боюсь шелохнуться. Лежал, лежал, не знаю сколько, весь затек. Вдруг он как зашевелится! Ну, думаю, конец мой пришел. А это, значит, вы его поднимать стали?
Силантий оглядел со всех сторон убитого зверя.
— Ишь, живучий какой! — сказал он. — Насмерть ранен, а пробежал сколько. Молодец, Федюха, здорово ты ему закатил, в самое сердце. А то бы — капут тебе.
Дед с гордостью посмотрел на внука и ласково потрепал его по плечу:
— Вот и я помощника дождался. Ну, Федюша, теперь, значит, вместе охотиться будем.
Медвежонок
Однажды зимою выгнали мы из берлоги медведицу и убили ее. Подошли к ней, вдруг слышим — в берлоге кто-то кричит. Мой товарищ и говорит:
— Должно быть, дети.
Залез он в берлогу и вытаскивает оттуда двух маленьких медвежат. Ну совсем как игрушечные, из плюша — такие же мягкие, толстые.
Как увидели медвежата солнце, лес — обрадовались, начали возиться, кувыркаться в снегу. Ведь родились-то они под снегом, в берлоге, только теперь в первый раз и попали на вольный свет. Людей медвежата видели тоже впервые и нисколько не опасались: медведица еще не научила их бояться человека. Медвежата хватали нас лапами за валенки, за полушубки, будто, не дикие звери, а самые обыкновенные дворовые кутята.
Я взял обоих медвежат на руки, спрятал их за пазуху. Другие охотники связали убитой медведице лапы, продели между лапами толстый кол, взвалили его на плечи, и мы пошли из лесу.
В деревне одного медвежонка взяли мои товарищи охотники, а другого я принес в избушку к старику, у которого остановился на ночлег. Дедушка медвежонку очень обрадовался:
— Вот нам со старухой утеха-то будет!
Мы налили мишке в сковородку молока, поставили посреди избы. Медвежонок долго ходил кругом, фыркал, тыкал в молоко мордой и наконец все разлил. До этого он ведь только сосал свою мать и, конечно, не умел пить из сковороды. Тогда мы снова налили в сковороду молока. Я сел на пол и опустил в молоко палец. Медвежонок посмотрел на палец, потом лизнул его — вкусно, палец весь в молоке. Мишка осторожно забрал его в рот, начал сосать и заодно тянуть молоко. Потихоньку я отнял у медвежонка палец, а он, приладившись, все продолжал пить молоко, смешно фыркая и пуская пузыри.