Рассказы про Франца и каникулы
Шрифт:
Франц подумал: «Не позволю пугать бедного Михи!» А потом ещё кое-что сообразил. Ведь у него тоже есть масса причин отомстить. Отомстить Томми!
Почти каждый день Томми доставал Франца. Он положил ему под одеяло мокрую губку. Спрятал его подтяжки. Зашил штанину. Бросил в тарелку пластмассовую муху. Однажды он даже прибил к полу его кроссовку! А когда Франц из-за этого разозлился, Томми небрежно сказал:
– Да не будь таким занудой, расслабься! Это же прикольно!
Франц подумал: «Ну, погоди, Томми!
На следующее утро Франц шепнул Михи:
– Нам надо поговорить, только тайно! Иди за мной, но чтоб никто ничего не заметил!
Франц и Михи очень долго сидели за домом около мусорных контейнеров. Они шептались и хихикали.
– Всё ясно? – наконец спросил Франц.
– Всё ясно! – ответил Михи.
После обеда в лагере объявлялся тихий час. Чаще всего Эберхард, Томми и Франц в тихий час читали. Или писали открытки домой. Но в тот день Томми сказал:
– Я посплю, чтобы вечером быть бодрым! Чтобы играть в привидения.
– Когда начнёшь? – спросил Франц.
– В полночь, конечно! – сказал Томми.
А Эберхард захихикал:
– Привидения всегда появляются, когда пробьёт двенадцать.
– Ну, ясное дело, – сказал Франц. А потом пробормотал:
– Мне надо отойти…
Он притворился, будто бежит в туалет. На самом деле он побежал в соседнюю комнату и что-то прошептал Михи.
Днём Франц одолжил у Курти будильник, поставил его на без пяти двенадцать и отдал Михи. Конечно, так, чтобы никто не видел! Даже Эберхарду он ничего не сказал, потому что Эберхард посчитал идею Томми отличной. Он заранее радовался наступлению полуночи.
– Ух, и повеселимся! – сказал он.
– Конечно, – сказал Франц и хитро улыбнулся.
Вечером Томми, как послушный мальчик, лежал в своей постели и ждал, когда пробьёт девять часов. В доме все успокоились, на улице стемнело. В комнате стало темным-темно. После девяти свет зажигать не разрешалось. Пробило десять часов, потом одиннадцать. Эберхард сильно зевал. Даже Томми немножко зевал. Только у Франца сна не было ни в одном глазу. От волнения сердце у него сильно билось, а в животе
Эберхард спросил:
– Томми, может, отложишь эти привиденческие дела? У меня уже глаза закрываются.
– Нетушки! – пискнул Франц. – Самая жуть начнётся только в полночь!
– Точно, – сказал Томми и стал ждать дальше. В полной темноте. Но каждые несколько минут он включал фонарик и смотрел на часы. И наконец сказал:
– Без трёх минут двенадцать. За дело, друзья!
Эберхард и Франц вскочили с постелей и стащили простыни с матрасов. При свете фонарика они завернули Томми в простыню, а другую простыню накинули ему на голову. Вид у Томми-привидения был жуткий! Не захочешь, а испугаешься!
От одного только тусклого света фонарика, мерцавшего сквозь простыню, по коже бежали мурашки.
– Всё, пошли! – прошептало привидение, на ощупь пробралось к двери и вышло в коридор.
Эберхард и Франц шли сзади. В коридоре тоже было темно. Только впереди, у лестницы, горела крошечная лампочка. Привидение пробралось к соседней комнате.
Тихо-тихо оно открыло дверь и проскользнуло в комнату. Франц быстро закрыл за ним дверь.
За дверью вдруг послышались стоны, хрипы и всхлипы. Ужасно страшно и страшно громко. Это был явно не Томми! Даже самое талантливое привидение не смогло бы всхлипывать, хрипеть и стонать на разные голоса! А потом дверь распахнулась, Томми-привидение, пошатываясь, вышел из комнаты и рухнул на руки Эберхарду. Он весь дрожал!
Эберхард держал дрожащее привидение в объятиях и ошеломлённо смотрел в комнату Михи.
В комнате стояло четыре кровати. На каждой сидело жуткого вида привидение с простынёй на голове, сквозь которую тускло мерцал фонарик. Привидение, которое сидело на кровати Михи, крикнуло:
– Всё-таки ты обезьяна, Томми!
Томми так трясло, что он не мог идти. Эберхард потащил его обратно в кровать. Томми лёг, но всё равно дрожал. Прошло много времени, прежде чем он успокоился и заснул.
На следующее утро Томми мрачно спросил:
– Кто из вас двоих заварил всю эту кашу?
– Этого ты никогда не узнаешь, – сказал Эберхард.
Когда дело принимает серьёзный оборот, Эберхард всегда держит сторону Франца!
А Франц пропищал:
– Да разве не всё равно, кто это был? Не будь таким занудой! Это ж было прикольно!