Рассказы (сборник)
Шрифт:
Ароматические добавки
Горячий напиток
Соус для салата
Бульонная паста
Эрзац корицы
— Корицы! — мрачно бормочет советник. — Как всё теперь! — Однако здоровается вежливо — так уж он привык. Но лавочник на приветствие не отвечает, это у него тоже стало привычкой, и не только потому, что он из торговца превратился в распределяющего продукты; он еще сердит и на советника, который дома у себя рассуждал как-то о разнице между торговцем и распределяющим, а фрау Бентин его слова разнесла. Пока торговец был действительно торговцем, говорил якобы советник, он своим покупателям
Советник идет вниз по улице. Он не удивлен, что лавочник не пожелал с ним здороваться, но вся эта история каждый раз заново его раздражает, он выше вскидывает голову, и выражение его лица становится еще горделивей. У него благородное лицо, зеркало всегда это подтверждало, и, вспомнив о нем, советник невольно придает лицу то же выражение, что перед зеркалом. При этом губы его сжимаются в узкую полоску, а поперечные морщины на высоком лбу делают взгляд повелительным и гордым. На солдат, унтер-офицеров, швейцаров, мелких служащих и бедный люд такой взгляд до сих пор действует лучше резкого слова. Особенно потому, что у советника он сочетается с абсолютной вежливостью и приветливостью в обращении. О, с людьми он обходиться умеет.
Направляется советник к жестянщику, тому самому, у которого два года назад выменял за охотничий нож кусок трубы. Тогда в разговоре выяснилось, что оба они служили в инженерных войсках, жестянщик, правда, был всего лишь унтер-офицером. Оба состояли также в «Стальном шлеме» и членами партии, по их словам, в ту пору не были. И обоим не по душе были как тогда, так и теперь новые времена. Судьба за последние три года постаралась еще больше сравнять их и уподобить, поскольку советник опустился по социальной лестнице вниз, а жестянщик по ней поднялся.: ведь иметь ремесло, дом, собственное жилье да ко всему еще кой-какой материал — это в наше время кое-что да значит. А если полного общественного равенства даже и нет, поскольку простота советника все же знает границы, жестянщик компенсирует это возросшим сознанием своей профессиональной необходимости. Мастер держит кроликов и кур, советник вправе был ими восхищаться, мастер, опасаясь, как бы тот не попросил яичка, обычно жаловался, что корма нет и что куры не несутся, так что советник иногда приносил картофельную кожуру или очистки овощей, особенно после того, как он действительно однажды получил в подарок яйцо. Это было на прошлую пасху, но ведь ничего нельзя знать наперед. Кроме того, у мастера свой огород, а в огороде табак, и набить трубочку за разговором никогда не проблема, дружба со строительным советником этого стоит. И вообще, они все-таки старые камрады. Да, согласно кивают оба, солдатское товарищество — этого как раз не хватает сейчас нашему народу, не зря же нам запрещают солдатское чувство! Что говорить, они во многом понимают друг друга.
Мастер: «Взять хоть рабочих у Франке и Бинерта,
Советник: «Вы хотите сказать, даже у них сохранилось солдатское чувство?»
Мастер: «По части политики они, конечно, красные. Но если что начнется, увидите, сразу за пугачи возьмутся».
Советник: «Я, извините, другого мнения».
Мастер: «Я лучше знаю. У меня же подмастерья».
Советник: «Я хотел сказать, что другого мнения насчет войны».
Мастер: «Вы все-таки были капитаном, сами же говорили. Вы что думаете, эти, другие, уйдут из Германии сами собой?»
Советник: «Воевать мы пока не можем. У нас нет оружия».
Мастер: «Понадобится, будет и оружие».
Советник: «Война в ближайшие годы? У нас и продовольственных запасов нет. И чтобы Германия опять стала полем битвы? Нет. Нам нужно еще минимум десяток лет».
Мастер: «Понадобится, будет и продовольствие. Думаете, те, другие, дадут нам помереть с голоду?»
Советник: «Те другие любят нас не больше этих, дорогой мой друг. С Германией считаются, когда она сильна».
Мастер: «Я думаю иначе. Я говорю: Германия только тогда станет сильной, когда другие из нее уберутся, вот и все. Рабочие это тоже знают».
Советник: «Рабочие хотят видеть Германию сильной, но лишь в экономическом отношении, это очевидно. Может быть, социалистической, но никак не милитаристской и капиталистической».
Мастер: «Можно подумать, вы сами стали красным».
Советник с возмущением это отрицает.
В мастерскую входит женщина, ставит на стол большую эмалированную кастрюлю и просит ее запаять.
Мастер: «А материал у вас есть?»
Женщина принимается объяснять, что осталась без кастрюли и ей не в чем сварить обед. А мужа и детей кормить ведь надо.
Мастер: «У меня, дорогая фрау, олова нет ни грамма. Такое уж у нас получается восстановление; разве в этом моя вина? Обращайтесь к начальству!»
Женщина канючит свое, что, мол, нельзя же ей оставить детей голодными., надо же им что-то варить.
Мастер: «У вас, дорогая фрау, устарелые взгляды. Мы все теперь должны есть то, что нам готовит начальство. Я же вас знаю, фрау, как истую демократку».
Женщина, схватив кастрюлю, выбегает из мастерской.
Советник, вспомнив собственные заботы: «Вообще-то ей можно и посочувствовать. Не ее вина, что нигде ничего нет. Разве в самом деле нельзя было запаять ей пару дырок?»
Мастер: «Тут я последователен. Некоторые приходят сюда с сигаретами. А у меня свой собственный табачок».
Советник: «Но что же делать такой вот женщине?»
Мастер: «Полтораста граммов олова на весь квартал. А если больше достать негде? Чем мне паять, творогом, что ли?»
Входит ученик.
Ученик: «Мастер, пришли с пивоваренного, завтра утром можно паять котел».
Мастер: «Скажи Вильгельму, что в семь вы там будете. Я приду потом».
Советник: «Мне показалось, что у вас нет материала?»
Мастер, удивленно: «Ну, дорогой! — Он испытующе смотрит на советника. — Набейте-ка себе еще трубочку. А мне пора за работу».
Советник набивает трубку и поднимается: «Да, так посмотришь, каждому в самом деле остается думать о себе».
Мастер: «Знаете, я бы на вашем месте… именно в строительном деле…»
Но советник устало отмахивается.