Рассказы (сборник)
Шрифт:
— И всё-таки! Какой-то Гагар, да ещё тибеец! — воздел руки к небу почтенный филолог. — Надеюсь, хотя бы его внешность подобает его деянию.
— Ну, такую ошибку они всё же не сделают, — заметил Феомнест. — Портрет этого тибейца будет отныне висеть на каждом углу.
— Я верю в наших мастеров, — улыбнулся Марон. — При должном тщании они могут облагородить даже звериный лик до человеческого, не нарушая при том сходства.
— Вот именно, — Аркисий Ном склонил голову. — Остаётся уповать на то, что нас обманут достаточно искусно. И всё из-за проклятой спешки в таком важном
— Сейчас сенаторы в загородных имениях спешно пакуют вещи, — усмехнулся Феомнест. — Наверняка спекулянты уже скупают билеты до Центральной Станции.
— Доколе, спекулянты, вы будете испытывать наше терпение, — Эбедагушта Марон, не вставая, резким движением выбросил вперёд правую руку, изображая оратора на площади, — вы, кровопийцы, преступно разоряющие наших обожаемых сенаторов, бедность коих вошла в римские пословицы…
Феомнест хихикнул.
— Следовало бы нашей пресловутой Инквизиции перестать преследовать инакомыслящих и взяться и за сенаторов, и за спекулянтов, — пробурчал Аркисий. — А излишки средств передать на нужды Мусейона, который, видит Всевышний, нуждается.
Высокоучёный Феомнест вёл подбающий учёному мужу скромный образ жизни и отличался редким бескорыстием. Но он постоянно ворчал по поводу недофинансирования Сенатом фундаментальных наук, особенно гуманитарных. Его возмущало, что естественнонаучные факультеты благоденствуют, в то время как филологи и историки, составлявшие славу древнего Мусейона, ютятся в постройках, воздвигнутых чуть ли ни до пришествия Освободителя.
— Доброго дня всем! — неожиданно раздалось над сводами зала.
— Хайре, — доброжелательно отозвался логик.
— Хайре, Световит, — аккуратно выговорил сириец, — Ты слышал новость?
— Ещё бы! — вошедший легко пересёк зал и начал устраиваться на свободном ложе.
Был он высок, светловолос, черты лица выдавали в нём славянина. Этот новый народ, чьи исконные нравы напоминали о древних спартанцах, за последнее столетие стремительно цивилизовался, но северная диковатость всё же давала о себе знать как в облике, так и в манерах.
Световит работал в самом сердце Мусейона, Вычислительном Центре, имея дело со сложнейшими устройствами. К сожалению, хорошее образование не мешало ему возлегать, не омывшись с дороги.
— Поздравляю, коллеги! Теперь всё будет по-другому, — начал он, по-варварски широко открывая рот, — пришла новая эпоха…
— Не вижу ничего особенно нового, — раздражённо сказал Аркисий, так и не поприветствовав вошедшего, — первый спутник был запущен лет двадцать назад. Тогда тоже ждали какую-то новую эпоху…
— Какой ещё спутник? — не понял Световит. — Я о главной новости!
— Я о полёте корабля с человеком, — недовольно заметил высокоучёный Ном.
— Ну да, и я о нём. На корабле была установлена станция цифропередачи. Мы установили прямую связь с Кесарией Атлантийской. Передано восемьсот мегаоктетов, связь устойчивая. Это значит, — завершил
— Ну да. Осталось поставить вычислитель в каждый дом, — съязвил Аркисий, — и радиостанцию.
— Радиостанции можно ставить в удобных местах и соединять с домами граждан проводами, — не принял иронии славянин, — а что касается вычислителей — кто видел новые машины хорезмской работы?
— Я видел, — заявил Феомнест, — они называются настольными, но не всякий стол выдержит такую тяжесть.
— Значит, новых ты не видел, — констатировал Световит. — Их привезли в Центр позавчера. Они и в самом деле настольные. Ёмкость постоянной памяти, — добавил он гордо, — пятьсот мегаоктетов. Рабочая частота вычислительного кристалла доходит до восьмидесяти килоэмпедоклов…
— Ничего не понимаю в октетах и эмпедоклах, — заворчал Аркисий Ном, почуяв, что разговор клонится в неинтересную для него сторону, — давайте лучше послушаем, что делается в мире, пока Фаларика не начал упражняться в красноречии. Световит, включи звук.
Молодой варвар покосился на высокоучёного Нома несколько недовольно, но перечить уважаемому старику, разумеется, не стал. Вместо этого он поднялся и выкрутил ручку приёмника до отказа.
— Вы слушаете первый канал, — загрохотало из-за решётки. — Новости…
— Пожалуйста, потише, — попросил Феомнест. — Невозможный грохот.
Славянин подкрутил звук и вернулся на место.
Все замолчали.
— Новости науки. В Берском Мусейоне объявлено, что обнаружен возбудитель болезни, известной как персидский огонь или северная язва. По заявлениям учёных, отыскание целебного средства следует ожидать в ближайшее время. Сенат Рима и Первый Гражданин Публий Фаларика объявил, что если средство будет найдено в течении года, Берский Мусейон будет представлен к награде и получит автономию…
— Автономию? Их так называемому Мусейону не исполнилось и двух веков! — не поверил своим ушам Ним. — Они лишились рассудка, наши сенаторы! Их пора отпаивать черемицей, и двойную дозу дать Первому Гражданину!
— Нашему Мусейону это ничем не угрожает, — вступился Феомнест. — Что касается чести, ведь мы не занимаемся инфекционными заболеваниями, не так ли?
— Потому что такие исследования опасны! — вскричал старик. — Я не хотел бы умереть от какой-нибудь скверной болезни, только потому, что неловкий лаборант разобьёт сосуд, — несколько успокоившись, добавил он.
— Вот именно, но кому-то надо это делать, — ответил Феомнест. — И те, кто уже двести лет подвергает свою жизнь опасности, заслуживают награды. В конце концов, основатель Бера, высокоучёный Гладиус, привил себе тиф, чтобы исследовать ход болезни.
— Лучше бы он не подавал таких ужасных примеров, — серьёзно сказал Эбедагушта Марон, — ибо подобные опыты над естеством могут стать орудием самоубийства, что является тягчайшим грехом перед Господом…
— Наместник Армении обратился в Римский Сенат с просьбой о долгосрочном кредите для постройки тоннеля, нужного для спасения обмелевшего Гегамского Моря… — зазвенела решётка.