Рассказы Старого Матроса
Шрифт:
«Большие деньги, — задумался деловой человек, «гражданин мира», прочтя короткую газетную заметку. — Тратить такие деньги на никому не нужные старые дрова — глупость, тем более сейчас, во время бума на рынке ценных бумаг, когда любые деньги можно утроить в считанные месяцы. Разумный ход — так их и надо использовать, а потом вернуть начальную сумму — естественно, за вычетом миллионов моей прибыли, — пусть восстанавливают этот обветшавший и погоревший символ нации на радость старым чудакам и молодым дуракам. Но сначала…».
Он уже прикидывал в уме многоходовую комбинацию, предназначенную обогатить её инициатора и опустошить карманы тысяч простаков во всех уголках земного шара, когда
Женщина выглядела странно — на ней была только короткая сорочка, оставлявшая открытыми стройные ноги выше колен и не скрывавшая, а подчёркивавшая соблазнительные формы её тела. Однако деловому человеку было не до эротических эмоций — убийственный взгляд женщины не обещал ему ничего хорошего. «Ведьма! — истошно завопил в сознании «гражданина мира» его собственный страх. — Она хочет меня убить!». Но человек в мягком кресле даже не дёрнулся — он почему-то был уверен, что против этой женщины он бессилен.
— Если ты посмеешь это сделать, нелюдь, — в голосе женщины звучала презрительная ненависть, — ты умрёшь страшной смертью: это тебе обещаю я, Нэн Короткая Рубашка. Я не убиваю людей, но ты не человек, и тебя я убью. Пусть мой корабль восстановят, а потом уже я решу, заслуживают ли люди этого мира — те, которые ещё остались людьми, — того, чтобы им вернули красоту. Ты меня хорошо понял?
Не дожидаясь ответа, ведьма исчезла, исчезла мгновенно и бесшумно, словно её тут и не было. А «деловой человек», «гражданин мира», остался сидеть в своём удобном мягком кресле, уставившись остановившимися глазами в пустой тёмный угол роскошной гостиной, слабо освещённый отсветом пламени старинного камина…
Последний офицер
«…честь Всероссийскому флоту!
С 25 на 26 неприятельский военный… флот атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, потопили и в пепел обратили… а сами стали быть во всем Архипелаге… господствующими».
Чесменское сражение
«Грохот пушек оборвался в два часа дня. Турецкий флот, несмотря на своё численное превосходство и на равные потери, понесённые противниками — в ходе двухчасового боя в Хиосском проливе взорвались два линейных корабля: русский «Евстафий» и турецкий «Реал Мустафа», — в беспорядке отступил к малоазийскому побережью и укрылся в бухте древнего города Эфеса, обозначенного на голландских картах как Чесма.
В шестом часу пополудни на флагмане кордебаталии «Трёх иерархов» граф Алексей Орлов, главнокомандующий русским экспедиционным флотом в Архипелаге, созвал совет из адмиралов и командиров кораблей для подведения итогов сражения и обсуждения вопроса, как развить достигнутый успех. Решение было единодушным — запереть турецкий флот и уничтожить его брандерами при поддержке артиллерии кораблей.
— Бухта Чесменская тесна, — сказал адмирал Спиридов, — длина её всего четыреста саженей, а ширина
— На том и порешим, — подытожил Орлов, — так тому и быть. К берегу пойдут четыре корабля линейных, менее всего в бою пострадавшие. Ещё бомбардирский корабль «Гром» с двумя фрегатами. И поведёт их, — граф на секунду замолчал, следя за выражением лица Спиридова, — бригадир Грейг. Бригадиру морской артиллерии Ганнибалу изготовить со всем поспешанием четыре брандера — должны готовы быть к закату завтрашнего дня. А пока мы будем тревожить неприятеля обстрелом, дабы флот турецкий не мыслил покинуть бухту и пребывал в состоянии нервическом.
Царский фаворит недолюбливал адмирала Спиридова и откровенно завидовал его таланту и авторитету — именно поэтому исполнение решительной атаки Орлов поручил капитану бригадирского ранга Грейгу. Тёртый царедворец умел провидеть будущее: он знал наверняка, что в случае победы титул «Чесменский» всё равно достанется ему, графу Алексею Орлову, — и Грейг, и Спиридов останутся в тени. И не только они…
Боевой приказ, оглашённый на кораблях русской эскадры 25 июня 1770 года, гласил: «Всем видимо расположение турецкого флота, который после вчерашнего сражения пришел здесь в Анатолии к своему городу Эфесу, стоя у оного в бухте от нас на SO в тесном и непорядочном стоянии, что некоторые корабли носами к нам на NW, а 4 корабля к нам боками и на NO прочие в тесноте к берегу как бы в куче. Всех же впереди мы считаем кораблей 14, фрегатов 2, пинков 6. Наше же дело должно быть решительное, чтобы оный флот победить и разорить, не продолжая времени, без чего здесь в Архипелаге не можем мы к дальнейшим победам иметь свободные руки, и для того по общему совету положено и определяется к наступающей ныне ночи приготовиться, а около полуночи и приступить к точному исполнению, а именно: приготовленные 4 брандерные судна… да корабли «Европа», «Ростислав», «Не тронь меня», «Саратов», фрегаты «Надежда благополучия» и «Африка» около полуночи подойти к турецкому флоту и в таком расстоянии, чтобы выстрелы могли быть действительны не только с нижнего дека, но и с верхнего… Кораблям оного отряда предписывается открыть усиленный огонь по турецкому флоту и под прикрытием того огня и дыма пустить брандеры, дабы поджечь неприятеля».
Русская эскадра приводила себя в порядок. На ютах отпевали мёртвых, а на палубах бойко стучали топоры — плотники споро заменяли доски, расщеплённые турецкими ядрами, и латали пробоины в бортах. Мастера штопали дыры в парусах, заменяли порванные снасти; и лица матросов, продублённые студёными ветрами Северного моря и палящим солнцем моря Эгейского, были уверенно-спокойными: умелые и опытные моряки флота, умеющего побеждать, знали своё дело и не страшились нового боя.
Грейг выстроил перед Орловым четырех офицеров, выбранных для отчаянного дела:
— Брандер первый — капитан-лейтенант Дугдаль!
— Брандер второй — капитан-лейтенант Маккензи!
— Брандер третий — мичман князь Гагарин!
— Брандер четвертый — лейтенант Ильин!
— Смерти я вам не желаю, а жизни не обещаю, — произнёс Орлов, оглядев офицеров. — Вы уж не подгадьте, ребятушки, — на вас вся надёжа.
«Боюсь ли я смерти? — думал Дмитрий Ильин, всматриваясь в лес мачт в бухте. — Да, наверно, как любое существо, разумением наделённое… Там сотни пушек турецких, готовых изрыгнуть в меня смерть и пламя, и с лёгкостью пресечь моё земное бытие… Но я офицер флота российского, и долг мой — служение Отечеству!».