Рассказы веера
Шрифт:
...Если Варвара Александровна и молила Бога за свою сироту – а могло ли быть иначе? – то надо сказать: вымолила. Все есть у внучки – молодость, красота, богатство, муж, два сына. О чем еще можно мечтать?
Павел Андреевич Шувалов принадлежал к тем редким личностям, которые в сановном Петербурге вызывали безусловное уважение и симпатию. Исключительно богатый, личный друг императора,
С момента свадьбы Вареньки целых семь лет отпустила судьба княгине Шаховской любоваться семейным благополучием Шуваловых. Каждый день перед сном по привычке беседуя с портретом дочери, с полным правом она могла сказать:
– Вот, Лизонька, смотри: труды мои, беспокойства, слезные просьбы к Господу – все недаром было. Нам с тобой счастья не выпало, так пусть хоть Варенька за нас грешных поживет. Я же теперь спокойно лягу да и закрою глаза. Хватит, пора и отдохнуть.
...Княгиня Шаховская тихо отошла в вечность в октябре 1823 года, двух месяцев не дожив до своего восьмидесятитрехлетия.
Почтенный возраст усопшей ни на йоту не смягчил в семействе горечь утраты. Это был друг, не потерявший ни ясности ума, ни здравости рассуждений. Боевой генерал Шувалов плакал, как дитя. По кончине Шаховской он в ее память увеличил пенсии, которые она когда-то назначила нуждающимся, – на иждивении Варвары Александровны существовало несколько семей.
Мог ли думать Шувалов, будучи без малого на четыре десятка лет моложе Варвары Александровны, что дни его собственной жизни в буквальном смысле сочтены? Сердце, которое так долго оставалось неуязвимым для картечи, для осколков ядер, вдруг стукнуло в последний раз и остановилось.
...В Петербурге неожиданная кончина Шувалова, как писал о том очевидец, всех поразила и всех огорчила. «Он был добр, счастлив, богат до чрезвычайности».
Похоронили Павла Андреевича день в день через полгода после смерти Шаховской. Обе могилы рядом – возле Георгиевской церкви, куда генерал делал большие вклады, на Большеохтинском кладбище.
Графиня Варвара Петровна снова осиротела.
7. Варварина любовь
Две утраты – одна за другой – самых близких людей лишили молодую вдову опоры в жизни. Что ни говори, до этого трагического момента она, выросшая без родителей, все-таки чувствовала себя опекаемым, любимым ребенком, которого не касались никакие житейские заботы.
Этот несчастный для Варвары Петровны год принес кроме гнетущего чувства одиночества неизбежные думы о том, что ей делать с многохлопотным наследством бабушки и мужа.
Особенно оказалось запущенным шуваловское хозяйство, до которого у Павла Андреевича руки так и не дошли. В результате тот, кто был «богат до чрезвычайности», заимел колоссальный долг. Эту проблему следовало решать теперь вдове. Подсчитали, что «долг В.П. Шуваловой в 1824 году составлял более 5 миллионов рублей». Фантастическая сумма!
Понятно, что неразбериха в финансовых делах при любом кошельке опасна. Но что могла поделать совершенно неопытная женщина с ворохом непонятных ей бумаг, испещренных цифрами? Казалось, сердце вот-вот остановится от страха.
В отчаянной ситуации Варвару Петровну выручил существовавший в
Таким человеком для Варвары Петровны с ее мальчиками стал давний друг семьи Шуваловых – М. М. Сперанский. Весьма влиятельный в придворных кругах человек, хотя и изрядно постаревший с тех лет, когда занимался имуществом еще графа Андрея Петровича, – он не только ободрил растерянную женщину, но и вселил в нее надежду, что жизнь еще повернется к ней светлой стороной.
– Уныние, любезная Варвара Петровна, – говорил он, – совершенная пагуба для человеческой души. Разве не призваны мы радоваться жизни, даже если она не всегда к нам милостива? Всему свой срок, как говорится, когда печалиться, а когда – по-другому. Не знаю, примете ли вы мой совет, а только я на вашем месте поехал бы в теплые края. Солнце, море, прелестные виды... Какое сердце не возрадуется! Заботы ваши, графиня, оставьте мне. Попробую в память незабвенных мне людей и по душевному расположению к вам все уладить. Знаете поговорку: «Старый конь борозды не испортит». А вы решайтесь да и поезжайте со спокойным сердцем.
Поначалу Варвара Петровна лишь отмахивалась от этой мысли. Ей страшно было представить, что она окажется где-то далеко от дома одна, с маленькими детьми. Как с этим справиться, как распорядиться теми же слугами, которых следует взять с собой, – они и тут-то вовсю пользуются тем, что она строго взыскивать не умеет. И мысль о поездке, снова ненароком возникшая, прогонялась разного рода опасениями.
Не скоро по окончании траура Варвара Петровна появилась в свете. И сразу же ощутила на себе заинтересованные взгляды. Еще бы – молодая богатая вдова, причем такая прелестная!
Очарование дамы в синем тюрбане нельзя описать обычными словами: «красивая», «блистательная» и прочее. Эти строгановские бархатные глаза, спокойный, чуть грустный взгляд!.. Она – прелестная. Она – графиня Варвара Петровна Шувалова.
Да, именно прелестная. Нет другого слова, которое более подходило бы к описанию внешности Варвары Петровны. Достаточно взглянуть на ее знаменитый портрет кисти Росси, где она в бальном наряде выглядит чуть смущенной, неуверенной. Ничем не напоминает графиня надменных львиц императорской столицы, что и поныне смотрят на нас из золоченых рам, словно говоря: «Ну вы же видите сами. Что к этому можно добавить?»
Варвара Петровна – другая. Почему-то вспоминается пушкинское: «Без взора наглого для всех, без притязаний на успех...» Миловидное лицо с неброскими чертами. Темные глаза, в которых заметна грусть. Голова Шуваловой чуть наклонена, словно этот роскошный наряд и эффектный густо-синий с пером тюрбан – лишняя тяжесть – вовсе не по сердцу ей, а просто так сейчас надо. Но лишь кончится сеанс у художника, она тут же бросится переодеваться в привычное домашнее платье.
...Все знали, что графиня очень религиозна. Забегая вперед, скажем, что в каждом доме, где она жила – в Петербурге или в Москве, – ею устраивалась домовая церковь. Разумеется, глубоко верующую графиню весьма беспокоила загробная участь ее бедной матери. Она старалась отмолить этот грех, сторонясь земных страстей, много и тайно помогая бедным.