Рассказы веера
Шрифт:
Русский писатель Н. М. Карамзин, оказавшийся в 1790 году во Франции, называл Пале-Рояль «столицей Парижа». Точнее, пожалуй, не скажешь. Он писал:
В роскошном дворце герцога Орлеанского Пале-Рояль сегодня расположено Министерство культуры Франции, а площадка перед ним отдана юным парижанам, которые с грохотом, пугая многочисленных туристов, катаются здесь на роликах.
«Вообразите себе великолепный квадратный
Вообразите себе множество людей, которые толпятся в сих галереях и ходят взад и вперед только для того, чтобы смотреть друг на друга! Тут видите вы и кофейные дома, первые в Париже, где также все людьми наполнено, где читают вслух газеты и журналы, шумят, спорят, говорят речи и проч. Все казалось мне очарованием. Можно целую жизнь и самую долголетнюю провести в Пале-Рояле, как волшебный сон, и сказать при смерти: я все видел, все узнал!»
Слышал ли Пале-Рояль комплимент более красноречивый?
Между тем герцог Орлеанский устраивал это дивное местечко не только из-за желания развлечь любезных сердцу сограждан.
Поначалу об истинных целях такой благотворительности догадывался только король, он знал, что его двоюродный брат отнюдь не промах и хорошо просчитал, каким верным барышом обернутся каждый кустик резеды, высаженный здесь, каждый бокал восхитительно прохладного лимонада, каждая безделушка, выпрошенная дитятей у холеной мамаши. А потому Людовик XVI не упускал случая поддеть родственника: «Похоже, дорогой кузен, нам теперь нелегко будет извлечь вас из ваших лавок и придется видеться только по воскресеньям».
Затененные аркады Пале-Рояля были узаконенным в Париже местом свиданий. Прелестные девицы, дамы, уставшие от однообразия семейной жизни, господа с тяжелым кошельком, ищущие любовных приключений, – никто не мог представить себе, как быстро сменятся эти идиллические картины страшными сценами ненависти, разбоя и кровавого самосуда.
Что и говорить, несмотря на свое высокородное происхождение, герцог оказался исключительно деловым человеком и был уверен, что его затея многократно себя окупит: деньги от сдаваемых в наем помещений польются неиссякаемым золотым ручьем. Но для этого народ в Пале-Рояле должен был толпиться всегда, в любую погоду. Архитектурная «изюминка» – крытые галереи – как раз отвечала замыслу герцога. Непогода не могла омрачить настроение посетителям: полные воздуха и цветочных ароматов галереи надежно защищали жителей и гостей Парижа от дождя, ветра, летнего зноя. Аристократия, свободная от необходимости думать о хлебе насущном, съезжалась сюда к полудню погулять под аркадами или полюбоваться цветами, высаженными вновь взамен увядших.
Наступление сумерек не нарушало энергичного людского перемещения и не мешало бойкой торговле. «Все лавки, – вспоминали завсегдатаи Пале-Рояля, – превосходно освещались воском».
Пожалуй, вечером здесь было больше народа, чем днем: поставить карету поблизости оказывалось почти неразрешимой задачей.
Полумрак, сияние мелких, как брызги, огоньков на деревьях, трели певчих птиц в клетках, незаметно развешанных на ветках, – чем не райский уголок для нежного свидания?
А
В это время, как вспоминал счастливые деньки один из русских «парижан», раздавался «свист солдат швейцарской гвардии». Он и был «сигналом гасить свечи и разъезда публики». Пале-Рояль со всеми его прелестями требовал денег и еще раз денег – так что порой и «разъезжаться» было не на что. Обилие соблазнов, сосредоточенных здесь, приводило к тесному общению с кредиторами, что добром чаще всего не кончалось.
Молодой граф Комаровский, сотрудник нашего посольства и свой человек у Шаховских, описывал, как выбирался из Парижа со своим соотечественником, потратившим в местных заведениях все свои деньги. Задача перед этим несчастным стояла такая: проскочить городскую заставу, где в руках у стражей порядка всегда имелся список тех, кто уезжал, не заплатив по векселям.
«Так как он имел долги, – вспоминал Комаровский о своем приятеле, – то надлежало выехать ему таким образом, чтобы заимодавцы его не остановили».
Подобная практика, кстати сказать, существовала и в России. Люди, ее покидавшие, обязаны были не менее чем за три дня до отъезда подать о том объявление в газеты.
План приятелей состоял в том, что Комаровский первым пересечет границу города. Документы у него в полном порядке, и груз, который он везет – несколько гравированных камней, купленных у герцога Орлеанского для Екатерины II, – оформлен надлежащим образом. Его карета беспрепятственно покинет пропускной пункт, а когда тот скроется из виду – остановится. Здесь было договорено ждать парижского должника. Тот ехал под чужим именем и для вящей убедительности в фиакре – ясно, что столь легкое средство передвижения не предусмотрено для больших расстояний. А далее обманщик пересядет в карету приятеля, и – прощай, Париж! До новых встреч Пале-Рояль – искуситель и западня...
Однако было бы несправедливо описывать это популярнейшее в Париже место как мир вкрадчивых торговцев и гризеток с лукавыми глазками. Славу настоящего Пале-Рояля поддерживало и соседство с высоким искусством. Святые для французов стены старейшего театра «Комеди Франсез» вплотную примыкали к так полюбившимся аллеям, цветникам и аркадам. Посетить спектакль в «Комеди Франсез» означало побывать в Пале-Рояле, и наоборот.
Спектакли заканчивались в девять часов, и новая толпа публики заполняла аллеи: никто не торопился к своему экипажу. Обсудить за чашечкой кофе игру актеров, туалеты актрис и достоинства пьесы – о, в этом был весь парижанин с его любовью к зрелищу, к изящному и острому слову.
В стенах бесконечных кафе, на аллеях театралы со стажем пускались в споры с молодежью, полной свежих мыслей и взглядов. Следить за этими дискуссиями было едва ли менее любопытно, чем за самим действием спектакля.
...Иной раз княгине с трудом удавалось уговорить дочь ехать домой. Лиза, казалось невозмутимо поедавшая мороженое, на самом деле была вся слух и внимание.
– Ну, пожалуйста, маман, еще немного. Так интересно они рассуждают! Театр – есть ли что-нибудь прекраснее? Я же вижу, вы сами любите его.
– Уже поздно, моя дорогая! Оглянись, ты не увидишь вокруг ни одной молоденькой девушки. Это прямо неприлично.
Щеки дочери пылали. Она прислушивалась к разговору за соседним столиком:
– Они говорят о новой пьесе. Скоро премьера! Слышите: «Свадьба Фигаро».
Шаховская, как и многие, была очарована произведением Бомарше еще до появления «Фигаро» на сцене. Она присутствовала в гостиной графа Андрея Петровича Шувалова в тот вечер, когда автор сам читал свою пьесу.