Рассказы. Часть 2
Шрифт:
– Кто эта дивная особа? Она сказала, что её зовут Диана.
– Эта-то? – отозвался Льюшка. – Это Дианка, любимая борзая графа Паскевича.
– Собака?!
– Собака. Сука, если точнее.
– О, месье Льюшка! – подкатился к нам тщательно причёсанный толстяк с моноклем в тонкой золотой оправе. – Безмерно рад вас лицезреть в добром здравии! Позвольте рекомендоваться вашему другу – вижу, он впервые на нашем празднестве, но времени отнюдь не теряет! Позвольте же предствиться: Рак.
– А этот Рак в самом деле рак? – уголком рта спросил я, улыбаясь и раскланиваясь.
– Как
– А! Вот как! Бегу! Уже бегу! Прошу простить, господа! – Рак мгновенно ввинтился в толпу и бесследно исчез.
– Кто эта мадемуазель Анет? – спросил я, поражённый таким эффектом.
– Анет? – переспросил Льюшка. – Понятия не имею. Да нам-то какая разница.
Тем временем вальс сменился мазуркой, и я, чтобы снова не оказаться в паре с какой-нибудь крысой, пиявкой или покойницей, поспешил удалиться к краю залы. Тут ловко сновали незаметные лакеи, разнося на серебряных подносах шампанское в высоких старинных бокалах.
– Смело пейте, – шепнул Льюшка, заметив мои опасения. – Всё, что касается растительности, здесь натуральное. А вот от мяса советую воздержаться, учитывая ваш слишком привередливый желудок и некоторые предрассудки.
– В таком случае, объявляю себя вегетарианцем.
– Прекрасно. Не пойти ли нам подкрепиться по этому поводу?
– Не возражаю. Куда?
– Всё равно куда. Представьте, что за этой, например, колонной – столик. Представили?
– Сейчас попробую… Представил.
– Ну вот, пожалуйста! Похоже?
– Да! Только скатерть чуть не такая, и всего этого не было…
– Это я. Каюсь, не удержался, нарушил, так сказать, чистоту эксперимента… Надеюсь, вы не в обиде за столь скромную сервировку? Вам, как договаривались – только флора.
– Помилуйте, даже не ожидал!.. Ананасы, виноград…
– Отведайте жареных бобов в соевом соусе: фирменное блюдо нашей кухни…
Пусть не врут сочинители! Пусть не силятся описывать замешательство главного героя при, так сказать, «погружении в рабочую ситуацию»! Наша повседневная жизнь так пронизана всякого рода чертовщиной, обыватель сейчас настолько приучен к телевизионным чудесам, что адаптация к нетривиальным ситуациям происходит практически мгновенно. А если учесть, что я был уже подготовлен хоть кратким, но знакомством с водяным, то стоит ли удивляться, что я воспринимал окружающее – и сам бал, и все волшебные превращения вокруг – без комплексов, и вскоре мы уже мирно сидели в своём уютном закуточке, выпивая и закусывая под приятный разговор.
Звуки оркестра доносились сюда как бы под сурдинку – я понял, что подсознательно установил именно такой уровень громкости, и это тут же осуществилось по моему желанию. Подозреваю, что для Льюшки громкость – да и вся ситуация! – была несколько иной, хотя основные черты всё же должна была сохранить. Иначе можно было бы предположить
– Вы, значит, считаете меня чем-то вроде галлюцинации? – развеселился тот. – И всё вокруг происходящее тоже? Чёрт побери, это так и есть! Но вам-то какая разница, коли вы сами также участвуете в этой галлюцинации?! Попробуйте-ка уколоть палец вилкой – результат будет вполне существенным, уверяю вас! Так к чему задумываться о несущественном?
– Помилуйте! И моё – как, впрочем, и ваше! – существование вы называете несущественным?!
– Естественно! Объективной реальности для субъекта не существует в силу невозвожности полностью познать мир, а субъективная реальность есть лишь вариант реализованной вероятности, и реализована она может быть по-разному… Но это запутанно и скучно, друг мой! Перестаньте обращать внимание на слова! Слова – лишь жалкие рабы разума. К чему вам знать, кто и как организовывал осенний бал и какими принципами он при этом руководствовался?! Держу пари, к концу бала вы будете смеяться над всякими попытками рассуждений!
– То есть вы предлагаете пользоваться результатами, не вникая в суть?
– Безусловно! Ведь, что греха таить, никто никогда не смог постичь сущность даже самой примитивной молекулы, что не мешает, скажем так, развитию той же химии… Жизнь такова, какова она есть – но кто поручится, что она более никакова? Ваше здоровье! – и водяной приподнял свой бокал.
– А, вот вы где! – рядом с нами снова возник доктор Рак. Он весело потирал свои гладкие ручки и задорно блестел моноклем. Что-то новое появилось в его поведении, и это новое мне не понравилось.
Льюшка тоже еле заметно поморщился, что не укрылось от доктора.
– Скучаете? С удовольствием составлю вам компанию! – тут же расквитался он, навязываясь к нам. – Эй, человек, пива!
Пиво было тёмным и пахучим, добротным, густым от добавленных при варке специй. Вообще, к нему больше подходило название «эль» – вкус отзывался чем-то английским; я уже попробовал его, рассудив, что этот напиток уж никак не должен включать в рецептуру изготовления дохлых мышей или паучий яд.
– Прекрасный бал! – провозгласил бесцеремонный доктор, извлекая свои дрянные усишки из пивной пены. – Давненько я так не веселился. А ведь самое-то главное ещё впереди! Не так ли, месье Льюшка? Ха-ха-ха!..
Мне показалось, что в глазах у водяного сверкнула молния. Он ничего не ответил, и поддержать разговор пришлось мне:
– Что именно вы имеете в виду?
– Сейчас проходят схватки гладиаторов, затем будет традиционный конкурс прекрасных дам – о, вы непременно должны посмотреть: какие девушки! Само совершенство, поверьте старому ловеласу! – и Рак прищёлкнул языком, на мгновение показав странное уродство: сросшиеся в один зуб верхние резцы. – А потом главная часть… И, скажу вам по секрету, первую скрипку в этом действии сегодня доверено сыграть мне!