Рассказы. Миры Роберта Хайнлайна. Том 25
Шрифт:
«…их верховного божества. Хотя археология и не, свободна от ошибок, в данном случае, вне всяких сомнений, ошибка невозможна. Статуи эти носят сугубо религиозный характер. Такая неопровержимая предпосылка позволяет вдумчивому ученому с высокой достоверностью проанализировать их назначение…»
ЯЩИК ПАНДОРЫ
PRAVDA
Закончив работу над «Звездной пехотой», я переквалифицировался в каменщика (мой любимый отдых после писательства в молодые годы), сложил фонтан возле оросительного пруда и привел в порядок местность вокруг него, а потом вернулся к работе над «Еретиком», он же «Чужак в чужой стране», и наконец завершил работу через десять лет после того, как замыслил этот роман. Я не торопился, поскольку он все равно не мог быть опубликован раньше, чем изменятся общественные «нравы». Я видел, как они меняются, и так уж вышло, что роман подоспел как раз вовремя.
Многие говорили, будто им совершенно ясно, что «Чужак» написан в два приема и что разделительная линия четко прослеживается. Но не оказалось и двоих, указавших бы на одну и ту же разделительную линию… а я впервые признаюсь, что роман был написан не в два приема, а в четыре.
Никто не сможет ткнуть пальцем в реальные начало и конец каждой из частей, потому что «Чужак» — одно из немногих моих произведений, каждая деталь в котором расписана еще до начала работы и скрупулезно следует плану. А места, на которые читатели указывают как на возможные «перерывы в работе», на самом деле запланированные «разделители», придающие тексту драматизм.
Затем мне пришлось этот чертов роман сокращать: в результате работы по сложному и подробному плану рукопись оказалась вдвое больше, чем ей следовало быть исходя как из коммерческих, так и сюжетных соображений. И на это сокращение ушло вдвое больше рабочего времени, чем на само написание.
Пока я работал, моя жена запасалась на курсы углубленного изучения русского языка в университете штата Колорадо. Она всегда считала, что если уж берешься за какое-либо дело, то надо делать его на совесть, иначе не стоит и время на него тратить, поэтому целых два года она жила и дышала русским языком. Она не пропустила ни единого занятия, всегда тщательно готовилась к ним, наняла репетитора для устных занятий в дополнение к университетскому курсу, купила всевозможнейшие пособия по русскому языку на пластинках, установила их стопкой в автоматический проигрыватель и целыми днями слушала записи, занимаясь прочими делами, — у нас дома в каждой комнате стоит по динамику, а в саду еще два большкх.
(Моей работе это нисколько не мешало; поскольку я тогда не знал русского совсем, для меня эти записи были просто шумом.)
Через два года она смогла читать, писать и говорить по-русски, понимать этот язык — и думать на нем.
Затем мы отправились в СССР.
Разумеется, и в другие страны тоже — моя симпатия к Польше и Чехословакии никогда не умирала, ровно как и к захваченным странам Балтии. Следовало бы включить и страны Туркестана, но они, кажется, не сталь угнетены — гораздо дальше от Москвы и меньше пострадали. В целом мы пропутешествовали по СССР около 10 тысяч миль и увидели около двадцати городов. Тяжкий труд Джинни полностью окупился; мы увидели и услышали очень много, гораздо больше, чем узнали бы от политически инструктированного
Эту статью я написал в отеле «Торни» в Хельсинки сразу после «бегства» (я испытывал именно такое ощущение) из Советского Союза. Более легкую по тону статью, следующую за «Pravdой», я написал две-три недели спустя в Стокгольме. К тому времени мои нервы в свободном воздухе Скандинавии успокоились, и я смог разглядеть юмор в том, что вовсе не казалось смешным в тот момент, когда происходило.
«Pravda» — значит «правда».
Так написано в моем англо-русском словаре: «Pravda — правда». Словарям, конечно, можно доверять.
1 мая 1960 года американский самолет-разведчик U-2 совершил нечто вроде незапланированной посадки в СССР. Это одновременно и «правда», и «pravda». За пределами этого голого факта «правда» и «pravda» весьма сильно расходятся.
ПРАВДА: 1 мая этот самолет приземлился неподалеку от Свердловска, в самом сердце Советского Союза, в 1500 милях от границы, которую он пересек. Самолет был покалечен, но пилот остался жив. Большая часть оборудования самолета, например радиоаппаратура, осталась целой. То, что уцелели пилот и оборудование, а также состояние поврежденного самолета предполагает вынужденную посадку, например, из-за отказа двигателей.
Самолет U-2 весьма скоростной и совершает полеты на очень больших высотах, 60–70 тысяч футов или 18–21 км. Летящий с такой скоростью самолет обладает колоссальным запасом кинетической энергии. И если в него попадает зенитная ракета, то происходит такое, по сравнению с чем лобовое столкновение двух водителей-лихачей покажется ласковым материнским шлепком. Столкновение с ракетой лишь дает толчок к разрушению самолета, основные же разрушения происходят из-за его огромной скорости — он буквально взрывается! В одно мгновение небо усеивается обломками.
Шансы пилота на выживание невелики. Он может спастись, если капсула катапультирования при попадании ракеты остается целой. Но шансы на то, что радио и другая относительно уязвимая аппаратура останется неповрежденной, совершенно ничтожны. Тем не менее подобное оборудование было «извлечено» из «сбитого» U-2. С тем же успехом можно утверждать, что с неба упала корзина с яйцами и они не разбились.
Мы можем никогда не узнать правды о том, что же случилось с U-2. С невезучим пилотом Пауэрсом перед судом разговаривали только советские официальные лица.
Однако некоторым слишком нервным нашим согражданам следует прекратить бить себя в грудь и скорбеть о постигшем нас позоре. Фоторазведка — далеко не то же самое, что рейд бомбардировщика. Полет безоружного самолета над чужой территорией сильно отличается по весовой категории от того, что Хрущев сделал в Будапеште. В данном случае мы имеем дело с безопасностью Соединенных Штатов, а также — очень вероятно — с выживанием, и уж наверняка со свободой всего человечества.
По международному законодательству, шпионаж не является ни незаконным, ни аморальным. Наказание же для пойманного шпиона всегда очень сурово — обычно он расплачивается собственной головой. По законам США, попытки шпионажа на территории СССР не являются наказуемыми, и точно так же законами СССР не запрещен шпионаж на территории США. В любом случае, такие попытки не являются актом войны. На всем протяжении истории каждая страна пыталась узнать военные секреты потенциального противника и защитить свои собственные. Шпионаж — мудрая и необходимая страховка против непоправимой военной катастрофы.