Рассказы. Митря Кокор. Восстание
Шрифт:
— Восемь! — вздохнула она, взглянув на циферблат. — Ох, как я устала! Даже подниматься не хочется!.. И все-таки я должна ехать! Я и так задержалась!.. Могла бы уже быть в дороге, если бы… Если Рудольф готов, я через полчаса буду в машине… Но куда запропастилась эта девчонка?
Она певуче позвала:
— Иляна!.. Иленуца!.. Где ты, Иленуца?.. Иляна!..
Через несколько мгновений в приоткрытую дверь вестибюля осторожно просунулась голова служанки, словно та не была уверена, действительно ли она услыхала голос барыни.
— Да войди, девочка!.. Проснулась? —
У хорошенькой, опрятной Иляны всегда играла на губах веселая улыбка, которая до того нравилась Надине, что как-то она даже спросила ее, не хочет ли та поехать с ней в Бухарест. Теперь, однако, улыбка Иляны казалась испуганной.
— Что, Иленуца, тебя снова бранила мама? — спросила Надина, заметив это. — Ладно, хватит хмуриться, тебе это не к лицу.
— Ой, барыня, беда-то какая… — пыталась ответить Иляна, но расплакалась, не в силах продолжать.
Лишь с трудом, всхлипывая и глотая слезы, она рассказала о том, что стряслось с шофером, и о пожаре в Руджиноасе. Надина, будто не расслышав, не сразу поняла истинный смысл ее слов и спросила:
— Хорошо, хорошо, но машина готова? Ведь я обязательно должна уехать…
Тут же осознав, что произошло, она ощутила такой ужас, что неподвижно застыла в постели, натянув одеяло до подбородка и уставившись на Иляну широко раскрытыми, остекленевшими глазами. Только немного спустя она пролепетала чужим, прерывающимся, слабым голосом:
— Что же мне делать, Иленуца?.. Теперь ведь и меня убьют, теперь и меня…
Девушка любила барыню и сейчас, увидев, как та напугана, от души пожалела ее. Она собралась с духом и бойко затараторила, объясняя, что отец уже давно поехал в Глигану, чтобы доложить о случившемся тамошним господам, а те, конечно, приедут в лучшей карете и заберут барыню с собой, так что она может быть спокойна, незачем ей терзаться. А кроме того, здесь народ смирный и ничего дурного ей не сделает.
Надина слушала девушку, не понимая толком, что та говорит, но ее голос действовал на нее успокаивающе и врачевал раны, нанесенные страхом. Она рывком отбросила в сторону одеяло и поспешно приказала:
— Раз так, я тотчас же оденусь, чтоб к их приезду быть уже готовой. Подай мне быстренько, девочка, халат, а потом…
Она села на край дивана, всунула ноги в мягкие комнатные туфли, встала и сбросила с себя ночную рубашку. Дома, у себя в спальне, ей нравилось ходить обнаженной между зеркалами, отражавшими мягкие линии ее тела и подтверждавшими ее уверенность в собственной красоте. Но теперь она и не думала восхищаться собой, делала все машинально, и, хотя в комнате было тепло, ее била дрожь.
— Скорее, Иленуца, скорее, мне холодно, — пробормотала Надина, зябко прикрывая грудь скрещенными руками.
— Ой, барыня, какая ж вы красивая! — в восторге воскликнула Иленуца, которая принесла халат и увидела хозяйку.
Надина невольно улыбнулась. Восхищение окружающих всегда доставляло ей удовольствие… Девушка набросила на плечи хозяйки халатик из белого, мягкого шелка. Надина стала
— Наверно, господа приехали, барыня дорогая! — радостно воскликнула Иляна.
— Пойди взгляни, девочка! — прошептала Надина пересохшим от волнения голосом. — И сразу же возвращайся ко мне!
Иляна выбежала. Надине казалось, что от нетерпения сердце вот-вот выскочит у нее из груди. Колени дрожали. Она запахнула полы халатика и опустилась на диван. Отчаянно напрягая слух, прислушалась, но уловила только смутный гул, из которого иногда выделялся чей-то как будто знакомый голос. Надина мучительно пыталась различить голоса арендатора или адвоката, но ей это никак не удавалось, словно она их внезапно забыла.
«А вдруг это не они?» — молнией сверкнуло в ее мозгу.
Сердце Надины так болезненно сжалось, что она чуть не закричала. В ту же секунду она явственно услышала торопливый топот шагов в вестибюле. Дверь резко распахнулась, словно ее сорвали с петель, и перед ней вырос молодой, крепкий, костистый мужик в лихо сдвинутой набекрень бараньей шапке, с черными, мрачно горящими глазами, в черной безрукавке поверх длинной рубахи, в тяжелых грубых башмаках. Захлопнув за собой дверь, Петре как вкопанный остановился перед Надиной.
— Барыня, почему это?..
Но голос его тут же осекся, словно чья-то рука яростно стиснула ему горло. Охваченная диким страхом, Надина в первую секунду попыталась вскочить на ноги, но колени у нее подогнулись, и она снова упала на край дивана. Полы халата распахнулись, обнажив грудь, живот, ноги, но она этого не заметила. В ужасе, она не сводила глаз с парня, ворвавшегося в комнату. На какую-то долю секунды он показался ей знакомым, и она вспомнила, что это тот самый кучер, который возил ее зимой в санях, когда кони испугались и понесли, вспомнила, какое глубокое впечатление произвели на нее тогда его необыкновенная сила и спокойная уверенность. Тут же она подумала, что сейчас именно этот человек пришел сюда, чтобы убить ее. Она услышала его окрик и увидела глаза; но в следующее мгновение заметила, что голос парня пресекся, а в глазах вместо мрачной угрозы появился какой-то новый блеск. Этот жадный, мутный блеск Надина часто видела в глазах мужчин, и он ей всегда льстил, так как казался верным признаком страстных чувств, воспламеняемых ее красотой. Взгляд парня жег как огонь. Она ощутила, как он ползет по ней, и вдруг поняла, что ее тело обнажено. Молодая женщина вскочила на ноги, запахнула халат на груди и отчаянно закричала:
— Что ты хочешь сделать? На помощь!.. Нет, не надо!.. На помощь!..
Петре растолковал ее вопль, как призыв. Кровь вскипела в его жилах и багровой краской залила все лицо, даже белки глаз. Он не видел сейчас перед собой ничего, кроме смертельно испуганного и оттого еще более соблазнительного лица и белого, легкого халата, под которым сверкнуло тело. Он инстинктивно протянул вперед руки с огромными, узловатыми кистями, будто пытаясь сдержать неодолимый порыв, и невнятно пробормотал:
— Так… почему же… тебя не…