Рассказы. Повести. Легенды
Шрифт:
– - Не удастся им это!
– горячо крикнул Яша из-за своей конторки.
– Ни за что не допустим!
Федор в недоумении раскрыл свои большие серые глаза и глядел то на дедушку, то на Яшу, отодвинув от себя даже стакан с чаем.
– - Христос с вами! Кто же этого хочет? Никто не хочет!
– - Студенты хотят! Ученые хотят!
– - Крепостных желают, такие-сякие!
– сердился дедушка, сжимая в кулак свою сухую, уже слабую руку.
– Надо им показать... крепостных-то!
– - Да что вы, миленькие
– пытался успокоить их Федор, начиная нервно гладить себя по бокам и груди.
– С чего это вы так вдруг?
Он встал, но опять сел.
– - Что вы, что вы!.. И нет этого нигде, и быть этого не может, и сказал вам, должно быть, про это человек невоспитанный... худой человек!
– - Вот кто сказал, - с удовольствием перебил старик, указывая на дверь, которую отворял Благодетель, входя в лавку.
– Добро пожаловать, господин! А мы как раз об теперешних делах рассуждали.
Федор поднялся со скамьи, нагнул немного голову в ответ на поклон Благодетеля и отошел в сторону, за большое распятие, стоявшее среди магазина, и оттуда глядел пристальным холодным взором на незнакомца.
– - Очень рады вас видеть; садитесь, - говорил дедушка, указывая на освободившуюся скамью.
– А его можете не стесняться, - кивнул он на Федора, - это свой человек и старинный приятель.
– - Духовные лица чрезвычайно желательны и должны быть украшением нашего дела. И во многом они нам будут полезны... Кланяюсь вам, батюшка.
– - И я вам кланяюсь, - просто ответил Федор, не выходя из-за распятия.
Все помолчали.
– - Знаете князя Сардинина?
– спросил Благодетель.
– - Как не знать: известный князь.
– - А вы знаете, что он обещал нам тысячу рублей на расходы? Он очень сочувствует нам и советует собраться да решить - как и что. Сегодня вечером, в восемь часов, пожалуйте в здешний трактир; там мы все и устроим. Комнату я уже взял.
– - Дедушка, надо пойти!
– вызвался Яша.
– - Непременно идите. И вы, Семен Никитич, пожалуйте.
Может приехать и сам князь!
– с таинственной важностью сообщил Благодетель.
– - А кто да кто будет?
– - Красавицын придет - родственник ваш; соседи ваши будут, брандмейстер один... Хоругвеносцы хотели прийти... Народу человек тридцать соберется. А в следующий раз всех позовем; а у нас теперь - тысячи!.. Не угодно ли, батюшка, и вам пожаловать?
– обратился он к Федору.
Но тот отвечал по-прежнему сухо и холодно:
– - Я вина не пью.
– - Какого вина?
– удивился Благодетель.
– - Никакого.
– - Да ведь у нас будет собрание; деловое собрание. Патриотическое!.. Никто про вино и не думает.
– - Извиняюсь. А мне показалось, будто зовете вы нас попировать на княжеские деньги. Значит, я не так понял.
После болезни я вообще что-то стал непонятлив. Да и в больнице у нас случай
Вот я и спутал все это. Уж извините.
Всем стало неловко. Все молчали.
Федор, облокотясь на нижнюю перекладину креста, стоял с согнутой спиной и молча ожидал неприятности. Ему было жаль покидать эту лавку, жаль было и Яшу, и дедушку, и самого себя, но сердце его начинало гореть, и он мысленно обрекал уже себя на изгнание. Он ждал сейчас, что Благодетель обидится и скажет ему что-нибудь резкое, и вот сердце его разгоралось и готовило достойный ответ.
Но в это время вошли покупатели, и разговор кончился.
– - Так мы вас ждем, - сказал Благодетель.
– - Непременно, - ответил Яша.
А дедушка уже был занят продажей и, не слушая их, говорил кому-то с упреком:
– - Этот лик нехорош? Помилуйте: надо бы лучше, да не бывает-с!..
IV
Трактир, в который вечером отправился Яша, находился недалеко от их лавки и занимал собою под огромным многоэтажным домом обширный подвал с толстыми каменными стенами и сводчатым каменным потолком. Маленькие окна его выходили прямо на тротуар, точно лазейки, и посетителям видны бывали днем только одни ноги прохожих и слышались только беспрерывные глухие звуки шагов.
Трактир этот назывался "Низок" и напоминал собою внутренность корабля: так же вела вниз от солнца и воздуха широкая лестница, так же были накрыты столы в общих обеденных комнатах, а по длинному коридору вправо и влево были отгорожены крошечные кабинеты, похожие на каюты, где с утра до ночи горели лампы.
Одну из общих комнат хозяин отвел для простого народа и понизил в ней все цены, чтобы чернь не лезла к чистой публике, а на стене повесил рукописное объявление:
"Покорнейше просят посетителей по-неприличному вслух не выражаться".
Эту комнату, совершенно отдельную от других, он и уступил Благодетелю, потому что она по вечерам обыкновенно пустовала. Ее вымели и убрали, накрыли посредине один длинный стол и освежили воздух; только забыли снять рукопись со стены с "покорнейшей просьбой", которая так и осталась на заседании.
К восьми часам начали собираться гости.
Первым пришел торговец сырыми кожами Матюгов, высокий старик с большим животом, с седой окладистой бородой и красным лицом, говоривший всем про себя, что он не только патриот, но и "столп отечества"; на груди его висели две медали за две коронации: одна - темная на красной ленте, другая - белая на голубой ленте. Однажды в пьяном виде он сломал себе ногу и с тех пор ходит с палкой, прихрамывает и воображает себя пострадавшим героем.