Рассказы. Прощай, оружие! Пятая колонна. Старик и море
Шрифт:
Престон. Негодяи!
Он говорит это злобно и взволнованно.
Филип. Бриджес, душа моя, откройте-ка окна. Стекол в Мадриде нет, а скоро зима.
Марокканка. Вы будете снимать надпись?
Дороти подходит к двери и снимает надпись, вытаскивая кнопки пилочкой для ногтей. Она отдает листок Аните.
Дороти.
Дороти подходит к выключателю и гасит свет. Затем открывает оба окна. Раздается звук, похожий на аккорд гигантского банджо, и приближающийся гул, словно налетает поезд метро или надземки. Затем снова оглушительный грохот, и сыплются осколки стекла.
Марокканка. Вы хороший camarada.
Дороти. Нет, но я бы хотела быть хорошим camarada.
Марокканка. Вы для меня о'кей.
Они стоят рядом в полосе света, падающей из коридора через открытую дверь.
Филип. Если бы окна были закрыты, все стекла разбились бы от сотрясения. Слышно, как вылетают снаряды. Подождем следующего.
Престон. Какая мерзость, эти ночные обстрелы.
Дороти. Сколько длился последний?
Филип. Больше часа.
Марокканка. Дороти, мы идем подвал?
Снова аккорд гигантского банджо — с минуту тишина, затем громкий нарастающий гул, на этот раз гораздо ближе, затем оглушительный взрыв, и комната наполняется дымом и кирпичной пылью.
Престон. К черту! Я иду вниз.
Филип. Эта комната очень удачно расположена. Серьезно. Я не шучу. С улицы я вам показал бы.
Дороти. Я, пожалуй, останусь здесь. Не все ли равно, где дожидаться?
Монтер. Camaradas, no hay luz!
Он говорит эти слова громко и почти пророчески, стоя посреди комнаты и широко раскинув руки.
Филип. Он говорит, что света нет. Знаете, этот чудак становится страшен. Что-то вроде электрифицированного греческого хора.
Престон. Я уйду отсюда.
Дороти. Тогда будь добр, милый, возьми с собой Аниту и монтера.
Престон. Идемте.
Они уходят.
Опять раздается взрыв, на этот раз нешуточный.
Дороти (стоит рядом с Филипом и прислушивается к грохоту и звону, последовавшему за взрывом). Филип, здесь в самом деле безопасно?
Филип. Здесь не хуже и не лучше, чем в любом другом месте. Серьезно. Безопасно — не совсем то слово; но в наше время безопасность как-то не в ходу.
Дороти. С вами мне не страшно.
Филип. Постарайтесь перескочить через эту стадию. Это самая ужасная.
Дороти.
Филип. А вы постарайтесь. Будьте умницей. (Подходит к патефону и ставит мазурку Шопена си-минор op. 33 № 4.)
Они слушают мазурку, освещенные отблеском рефлектора.
Жидковато и очень старомодно, но все-таки очень красиво.
Раздается грохот орудий с горы Гарабитас. Снаряд разрывается на улице за окном, окно ярко освещается.
Дороти. Ой, милый, милый, милый.
Филип (поддерживая ее). Не можете ли вы называть меня иначе? Вы при мне стольких людей так называли.
Слышны гудки санитарной машины. Потом, в наступившей тишине, опять звучит мазурка.
Номера 109 и 110 в отеле «Флорида». Окна раскрыты, и в них льется солнечный свет. В середине стены, разделяющей оба номера, — дверь, завешанная с одной стороны большим военным плакатом, так что, когда она отворяется, проход остается закрытым. Но отворять дверь плакат не мешает. Сейчас она отворена, и плакат образует нечто вроде бумажного щита между обеими комнатами. Он фута на два не доходит до полу. На кровати в номере 109 спит Дороти Бриджес. На кровати в номере 110 сидит Филип Ролингси смотрит в окно. С улицы доносится голос газетчика, выкрикивающего названия утренних выпусков: «El Sol»! Libertad»! «El ABC de Hoy»! Слышен гудок проезжающей машины, затем где-то вдалеке тарахтит пулемет. Филип снимает телефонную трубку.
Филип. Пришлите, пожалуйста, утренние газеты. Да. Все, какие есть.
Он смотрит по сторонам, потом в окно. Потом оглядывается на висящий на дверях плакат, сквозь который просвечивает утреннее солнце.
Нет. (Качает головой.)Не стоит. В такую рань.
В дверь стучат.
Adelante.
Снова стучат.
Войдите. Войдите!
Дверь отворяется. На пороге управляющийс пачкой газет.
Управляющий. Доброе утро, мистер Филип. Чувствительно благодарен. Доброе утро, доброе, доброе утро. Страшный вечер — вчера, не правда ли?
Филип. Теперь все вечера страшные.
Он улыбается.
Дайте-ка мне газеты.
Управляющий. Скверные вести из Астурии. Там очень плохо.