Рассказы
Шрифт:
Третьему соответственно достались морковный сок и эклер.
— Спасибо, — ответили мужчины и не глядя взяли свои кружки. Удаляясь, Лика видела, как они пьют, как отламывают ложечками пирожные. Никто не заметил подмены.
Старая жизнь оставалась за спиной. С каждым шагом, уходя прочь, она чувствовала себя увереннее, теперь уже ничего не зависело от случайных дуновений ветерка, от неуловимых ощущений, которыми приходилось жить прежде. Теперь Лика точно знала, как себя вести с людьми «из-за поворота». В любом случае она победила их: выстояла и вспомнила все. Предательский запах кофе мешал, но даже он не смог помешать
С тихой улыбкой Лика поднялась на крыльцо, открыла двери и вошла внутрь, как вдруг почувствовала чье-то присутствие рядом. Кто-то еще был на веранде, но сидел так тихо, что она не сразу это поняла. Обычно, заходя в кафе, Лика цепляла боковым зрением светлый кусочек неба в промежутке между деревьями. А теперь там было темно, чья-то фигура заслоняла свет. И поняла это она, только спустя несколько шагов, уже внутри помещения.
Вернулась и подошла к человеку на веранде. Это был молодой мужчина. Он откинулся на спинку стула и сидел так тихо, так неприметно, словно слился с окружавшими его предметами: с креслом, со старинным буфетом и с перилами, ограждавшими веранду от поворота дороги. Подошла ближе. Карие глаза молодого человека отражали закатное солнце, а губы были слегка приоткрыты, словно ловили воздух. Одна рука лежала на сердце, а вторая повисла вдоль тела.
Лика вернулась в кафе и ничего не сказала Ане. Никуда не позвонила. Она сделает это через минуту. Начнется шум, крики, приедут «скорая» и милиция. И тогда она не сможет вспомнить главное: что заказал этот молодой человек.
Лика подошла к подоконнику, открыла блокнот и стала смотреть на чистые страницы, словно ожидая от самой бумаги тех слов, которых не услышала.
2008
Да
Солнечным-солнечным сентябрьским утром сказали, что физ-ры и трудов не будет, а вместо этого будет сбор макулатуры и металлолома. В прошлом году больше понравилось собирать металлолом. Он, конечно, тяжелый, и если тащить что-то большое (часть забора, например), да еще издалека — трудновато. Но зато — на свежем воздухе, зато — это мужская работа. И девочки видят, какой ты сильный, как несешь на себе через весь школьный стадион этот самый забор. Успеваешь сделать всего два-три рейса, но ведь это — два-три путешествия в соседние дворы, это — приключение, охота. Идешь, болтаешь с приятелем, но вот он, двор, и суета улицы куда-то пропадает, включается нюх: где ты, железо? Листы жести, заборы, проволока? В обычной жизни днем с огнем железку не найдешь, но почему-то, когда «сбор металлолома», металл вырастает из земли, вылезает из своих нор. Одним словом, интересно, мужская работа: добыл, притащил.
А макулатура… Вместо свежего воздуха — темные, затхлые подъезды и враждебные двери. Особенно те, которые дальше от окон, кажется, что там живут самые неприятные люди. Нужно подниматься и, дверь за дверью, стесняться, проходить (ведь пригласят, и придется войти). Нужно нюхать все эти супы, котлеты, нафталин. И вроде понимаешь, что пришел по делу, и они вроде понимают, что не себе клянчить, а все равно
С металлоломом не получилось. Не приехал грузовик, который должен был его вывозить, и Лариса Петровна сказала:
— Сейчас тогда разобьемся на бригады, и пойдете только за макулатурой.
Машу, Анечку, Антона и Диму определили в бригаду № 1. Ребята болтали и шли впереди, а девочки шептались и шли следом. Но когда нужно было разговаривать с жильцами, не сговариваясь, менялись местами: девочки и вежливее, и доверия им больше.
— Здравствуйте, мы из тридцать второй школы, у вас есть макулатура?
Жильцы умилялись белым рубашечкам и тут же выносили подготовленные, связанные бечевой стопки. Улыбка, салют, следующая квартира!
— Мы пионеры из тридцать второй. У вас есть макулатура?
Девочки брали стопки поменьше, ребята — побольше. Так сходили раза четыре и устали. Надоело.
— Давайте еще раз — и все, — предложил Антон.
Пошли в самый ближний двор, через перекресток, где сходились улицы Трудолюбия и Достоевского. Во дворе хлестала вода, работала аварийная машина. Жильцы толпились вокруг и о чем-то спорили.
— Не пойдем, — сказал Антон, — обругают еще.
Обошли забор и вышли на улицу с частными домиками.
— Может, у них попросить? — сказала Анечка.
Постучали в калитку, но никто не отозвался, тогда вошли просто так. Около дома стояла двухколесная тачка, по шею в траве бродили куры.
— Мы пионеры… — начала Маша, и тут же что-то тяжело зазвенело, со страшным воем рвануло с места. Ребята побежали, а огромная черная собака, открыв пасть, побежала за ними. Цепь была такой длины, что в ней вообще не было смысла: собака могла достать до любого уголка двора. Успели, вырвались и долго бежали вдоль Трудолюбия.
— Ничего себе, — сказал Антон, — видели, какие зубы? Это специальная милицейская порода — прокусывать телогрейки.
И тогда увидели этот дом. Красивый, трехэтажный, с высокими потолками, так что он по высоте был, как пятиэтажка. Сразу даже не поняли, как входить, двери не было! Но потом просто обошли с другой стороны и вошли в единственный подъезд. Звонили во все квартиры на первом — никто не открыл, на втором сначала что-то зашуршало за дверью, но потом оказалось, что это кошка. Наверное, все были на работе. А третий, последний, был вообще не этаж с квартирами, а просто — лестница. Туда даже не пошли. В конце лестницы было темно, висела паутина.
— Надо возвращаться, — сказала Маша, — Лариса Петровна ждет, ей домой надо, у нее сын болеет.
— И что, мы с пустыми руками придем? — сказал Антон. — Это не по-пионерски.
— Ну, придумаем что-нибудь по дороге.
Спустились, солнце было высоко. Хорошо на улице, жарко. Пахнет травой.
— Интересно, сколько мы килограмм собрали? — спросила Маша.
— Двадцать точно, — сказал Антон, — а то и тридцать.
Почему-то не уходили. Решили ведь уже, а не уходили. И тогда Анечка сказала: