Рассказы
Шрифт:
— По-моему, я ключи от дома потеряла.
Стали думать: что, где? Искать по пыльным улицам бесполезно: выронить их можно было где угодно. Вон как от собаки неслись! Анечка почти заплакала, но Дима сказал:
— А я слышал, что наверху что-то звякнуло, может, ты там обронила? — и сам, первый, побежал наверх.
Ребята подождали и тоже поднялись. Дима их уже ждал, весело вращая ключи на колечке.
— Эти?
— Эти, — Анечка перестала плакать, — спасибо.
— Смотрите, — сказала Маша, —
Из окна были видны дальние районы, а ближе как на ладони — здание Нового цирка. Конечно, его так называли уже лет двадцать, но, с другой стороны, новее все равно не было, а Старого тоже никто не помнил. Наверное, был какой-то Старый, раз этот Новым назвали!
Купола светились уже не белым, а желтоватым светом, отражая краски наступающей осени. Ребята замерли. Было здорово, потому что могли сейчас сидеть на трудах и не видеть всего этого. Сидели же каждый день, а потом шли домой привычной дорогой: стадион, гаражи, улица. А этот дом, получается, все время, каждый день, каждую секунду стоял здесь. И дверь была открыта, и можно было подняться и увидеть, как светится Новый цирк.
Окна не хватало на четверых. Антон смотрел из-за голов, а потом отошел немного дальше. Когда ребята насмотрелись и повернулись, он стоял к ним спиной на середине лестничного пролета, ведущего вверх.
— Ты чего там нашел? — спросила Маша.
— Там есть квартира, — сказал Антон.
— Точно! — Дима пробежал выше. — Колесникова, иди сюда, просить будем!
Маша Колесникова поднялась до конца пролета.
— Я в прошлый раз просила, — сказала она, — пусть Горохова просит.
Анечка Горохова отступила назад, к окну, к солнцу.
— Я не пойду, там темно.
— Ну и что, что темно. Откроют — будет светло. Да ты поднимись на всякий случай, может, они тоже на работе.
Но Анечка крепко взялась за подоконник и решительно ответила:
— Я боюсь, я имею право бояться. Я девочка.
— Но ты же в первую очередь пионер, — сказала Колесникова, и это должно было подействовать, потому что если бы так сказал Антон или Дима, тогда не считается, а Колесникова — сама девочка, значит, имеет право! Но Горохова не сдвинулась ни на шаг.
— Я здесь вас буду ждать.
— Ждать много смелости не надо, — сказала Колесникова, — идти-то сложнее.
Анечка опустила глаза.
— Да ладно, какая разница, — сказал Антон, — что мы тут, корову делим? Сейчас, быстро! Ты ведь подождешь, Горохова?
Анечка посмотрела ему в глаза, так что, казалось, даст самое пречестное слово, например: «Обещаю!» Но она просто сказала:
— Да.
И ребята пошли к квартире. Антон постучал, потому что звонка не было видно. Послышались быстрые шаги, дверь открыла старушка в легком нарядном платье. Показалось, что она несколько разочарована, как будто ждала кого-то другого.
— Здравствуйте, —
Старушка не ответила.
— У вас есть ненужные старые газеты или книги? — объяснил Антон. — У нас пионерское задание.
— Должно что-то быть, — сказала старушка, — проходите, пожалуйста.
В квартире оказалось интересно. Все было старинное, наверное, даже довоенное.
— Книг ненужных не бывает, — сказала старушка, — а периодика есть. Смотрите здесь.
И она указала на высокий стеллаж. Газеты, журналы. «Правда» за двадцать пятый, двадцать шестой… «Крокодил» того же времени. «Нива» за девятьсот двенадцатый.
— Забирайте, если нужно. Мы уже все прочитали.
Ребята растерялись. Как такое в макулатуру? Такое в музей надо или в красный уголок.
— А вам что, совсем не нужно? — спросил Антон. — Это же антиквариат, его можно в букинистический за деньги сдать.
Старушка задумалась.
— Нет, — сказала она, — не нужно. Антиквариат — это что-то совсем старое, например, времен царя Александра Второго или Третьего. А это — периодика, просто новости. Что ее дома держать? Пыль одна.
Пошептались, и Антон сказал:
— Вы простите, мы не имеем права такие ценные издания в макулатуру забирать. Может, у вас есть тоже газеты, но свежие?
Старушка подумала.
— Есть. Пойдемте.
Она прошаркала по коридору мимо кухни в самую дальнюю комнату. Ребята пошли за ней, и пока шли, что-то поменялось. Даже непонятно что. Антон, Дима и Маша зашли в комнату, остановились. На диване, не двигаясь, сидели еще две старушки, точь-в-точь как первая. Только платья были другие, а по внешности — вообще не отличить.
— Здравствуйте, — тихо сказали ребята, но старушки не ответили.
— Вот здесь, на полке, — сказала первая старушка и села на диван.
Они теперь сидели втроем, в одну линию. Одинаковые и неподвижные.
Антон стал перебирать газеты, но там тоже не было ничего свежего.
— Простите, у вас все какое-то старое, это ценности, а не макулатура.
Не ответили. Сидели и молчали. Да ну их, сумасшедшие какие-то и одинаковые!
Вдруг одна из старушек посмотрела в глаза Маше и сказала:
— Кира.
Маша не поняла, подумала, что та обозналась, но старушка продолжила:
— А это моя сестра, Галя.
Теперь стало понятно, что они зачем-то представлялись. Только не чай! Только скорее на улицу!
— А меня зовут Шура, — сказала самая первая старушка, и все опять замолчали.
Ребята тоже не знали, что сказать.
— Мы близнецы, — добавила Шура.
Это и так было видно.
— Мы тогда пойдем, — сказал Дима, — нас учительница ждет, ей класс надо закрыть.