Рассказы
Шрифт:
Сначала я хотел быстро прокрутить все эти пустяки, но не смог. Я вслушивался в каждое слово, меня гипнотизировал сам вид этой несуществующей женщины, я пытался разобраться в своих чувствах к ней, найти истоки привязанности, верности, любви к этой… совокупности информации, чья прежняя телесная оболочка давно разложилась.
Наконец она сказала:
— Ты все спрашиваешь, счастлива ли я, не одиноко ли мне, нашла ли я себе кого-нибудь. — Она помолчала. — Нет, я не одинока. Твой отец, как ты знаешь, умер до того, как возникла эта технология. И ты знаешь, как я любила его. Так вот, я до сих пор люблю его. И
Когда я смотрел эту запись впервые, последняя фраза показалась мне почти пошлой. Моя мать обычно не говорила подобных банальностей. Но сейчас я ощутил в ее заверениях вполне определенный намек, от которого у меня мурашки пробежали по коже.
Он продолжает жить в моей памяти.
Здесь, как нигде больше, этого совершенно достаточно.
Естественно, они не афишируют подобные вещи — органический мир еще не готов их принять. Но Копии могут себе позволить бесконечное терпение.
Вот почему мамин приятель ни разу мне не написал. Ему проще подождать столько десятилетий, сколько потребуется, пока я не попаду на «Кони-Айленд» «лично» — вот тогда-то мы с ним увидимся «снова».
Когда тележка закончила сервировать ужин в столовой, Лорен спросила:
— Сегодня никаких приключений не было? Техника не подвела?
Я медленно, подчеркнуто спокойно покачал головой, чувствуя себя так, будто изменил жене или еще похуже. Видимо, я хорошо скрывал переполнявшую душу тоску — по-моему, Лорен ничего не заметила. Она сказала:
— Конечно, это не та шутка, которую можно повторять дважды.
— Угу.
Лежа в постели, я вглядывался в давящую тьму, стараясь понять, что же делать дальше. Впрочем, похитители наверняка уже знали, как я поступлю. Они бы не стали затевать такое дело, не будучи уверены, что я им в конце концов заплачу.
Теперь мне все стало ясно. Слишком ясно. У Лорен не было скэн-файла, но они взломали мой. Зачем? На что им человеческая душа? К чему гадать, она сама все расскажет. Из всего, что они сделали, самое простое было добыть пароль прямой связи. Они разыграли с моей Копией штук сто различных сценариев и выбрали тот, который давал максимальную отдачу.
Сто воскрешении, сто иллюзий различных вариантов вымогательства, затем сто смертей. Все это слишком эксцентрично, чтобы взволновать меня, слишком нереально. Поэтому они и не сказали:
— Ваша Копия у нас…
Но поддельная Лорен — Копия даже не реальной женщины, а ее образа в моем сознании: о какой привязанности, верности, любви к ней может идти речь?
На «Кони-Айленде» создан новый метод воскрешения — воспроизведение чьей-либо памяти о человеке. Но в какой мере похитители воспользовались этим методом? Что именно они «пробудили к жизни»? Какова сложность компьютерной модели, стоящей за «ее» словами, «ее» жестами, «ее» выражением лица? Была ли она способна, подобно Копии, действительно испытывать те эмоции, которые изображала? Или она лишь воздействовала на мои чувства, ничего при этом не ощущая?
Мне не дано этого знать. Свою воскрешенную мать я считал в полном смысле «человеком», она так же относилась к моему отцу, воскрешенному
Я лежал в темноте, рядом с живой, из крови и плоти, Лорен, и думал о том, что может сказать мне через месяц ее компьютерная модель, созданная на основе моей памяти.
Модель Лорен: Дэвид, это ты? Они говорят мне, что ты здесь, что ты слышишь меня. Если это правда… я не понимаю. Почему ты не отдал им деньги? Что случилось? Может быть, полиция говорит тебе, что не надо платить? (Молчание). Я чувствую себя нормально, я держусь, но я не понимаю, что происходит. (Долгое молчание.) Обращаются со мной терпимо. Еда опротивела, но это не смертельно. Мне дали бумагу, я сделала несколько набросков…
Я знал, что никогда не смогу до конца избавиться от сомнений. Я не смог бы жить, терзаясь каждую ночь — а вдруг я ошибаюсь? Вдруг у нее все-таки есть сознание? Вдруг она точно такой же человек, каким стану я, когда меня воскресят? А я предал ее, бросил…
Похитители знали, что делали.
Компьютеры работали всю ночь, высвобождая мои средства, вложенные в различные предприятия. На следующее утро, в девять часов, я перевел полмиллиона долларов на указанный счет и стал ждать. Сначала я хотел восстановить прежний пароль прямого вызова — «Бенвенуто», но потом решил, что при наличии моего скэн-файла им не составит труда угадать новый пароль.
В десять минут десятого на гигантском экране снова появилась маска похитителя и сказала обычным голосом, без всякой декламации:
— То же самое через два года.
Я кивнул:
— Хорошо.
За два года — но ни месяцем меньше! — я мог восстановить эти деньги так, чтобы Лорен ничего не знала.
— Пока вы платите, она останется в анабиозе. Для нее не будет времени, не будет событий. Не будет никаких неприятностей.
— Благодарю вас, — поколебавшись, я заставил себя спросить:
— А потом, когда я…
— Что?
— Когда я буду воскрешен… вы отпустите ее ко мне?
— О, разумеется! — Маска великодушно улыбнулась.
Не знаю, как я смогу все объяснить модели Лорен. Не знаю, что она сделает, когда узнает о своей истинной природе. Может быть, воскрешение на «Кони-Айленде» для нее — воплощенный ад? Но из чего я мог выбирать? Оставить ее на растерзание похитителям — до тех пор, пока они не откажутся от своего плана? Или выкупить ее у них — для того, чтобы больше никогда не включать?
Когда мы оба будем на «Кони-Айленде», она сама решит, как быть дальше. А пока мне остается только взывать к небесам в надежде, что ей хорошо в ее бездумном анабиозе.
Пока что мне предстоит жить с Лорен из плоти и крови. И я должен, конечно, рассказать ей все. Каждую ночь, лежа рядом с ней, я воображаю наш предстоящий разговор.
Дэвид: Как я мог обречь ее на страдания? Как я мог оставить на произвол судьбы ту, которая в буквальном смысле соткана из всего, что я люблю в тебе?
Лорен: То есть ты спас модель модели? Спас ничто, которое не может страдать, не может ждать, которое нельзя ни бросить, ни спасти…