Рассказы
Шрифт:
Экзамен
В 1953 году я, закончив школу, поступал в Азербайджанский индустриальный институт. На каждое место был большой конкурс. Надо было сдать вступительные экзамены и от их результатов зависело поступлю я в институт или нет. Предпоследним экзаменом была химия. Я, конечно, подготовился, но экзамен — это всегда в какой-то степени лотерея, и я, естественно, волновался. Зайдя в аудиторию, где проходил экзамен, я отдал преподавателю свой экзаменационный лист, взял билет и сел его обдумать, записать ответы на листочках бумаги, которые мне дали. Когда я сел напротив преподавателя, чтобы отвечать, он взял мой экзаменационный лист, прочел его и спросил:
— Ваша фамилия Листенгартен?
— Да.
— А кем вы приходитесь известному в Баку детскому врачу Листенгартену?
Я
— Он мой родной дядя! — сказал я.
Педагог посмотрел на меня и сказал:
— Ваш дядя? Так вот, имейте в виду, что он меня очень сильно обидел.
У меня все внутри сжалось. Единственная мысль, которая билась в голове: «Если он мне поставит «двойку», значит, я не поступил, а если все-таки «тройку», то сколько я смогу получить на последнем экзамене и сколько в результате у меня будет баллов, пройду я по конкурсу или нет?» А педагог продолжал:
— Да, он меня очень обидел, так ему и скажите! Вот выйдете с экзамена, прямо пойдите к нему и скажите: он меня очень обидел!
Что я после этого отвечал, я не знаю и не помню, что-то бубнил, но педагог и не слушал меня. Он продолжал снова и снова повторять одну и ту же фразу о своей обиде на моего дядю. Наконец, он взял мой экзаменационный лист и стал в нем что-то писать. Я вытягивал шею, чтобы увидеть, что он там пишет. Но он только расписался. Потом, еще несколько раз высказавшись о своей обиде, он опять стал что-то писать в листе, и снова я вытянул шею, но он только поставил число. Наконец, загородившись от меня, чтобы я ничего не мог подсмотреть, он в последний раз что-то написал, сложил экзаменационный лист, сунул мне в руки и сказал:
— А теперь убирайтесь отсюда, идите прямо к своему дяде и скажите ему, что я не такой, как он!
Я выскочил из аудитории как пробка из бутылки, в коридоре развернул экзаменационный лист и увидел, что педагог поставил мне «отлично». Я выяснил имя педагога — Алимов — и прямиком отправился к дяде. Я рассказал ему то, что со мной произошло, и тогда он мне поведал историю своих отношений с этим Алимовым. Как оказалось, он лечил ребенка Алимова, но тот тяжело заболел и, несмотря на все попытки его спасти, умер. У меня была тетя, родная сестра моего отца и моего дяди, которая работала вместе с этим Алимовым на кафедре химии. Но в 1952 году, когда в СССР начались гонения на евреев, ее с работы уволили. Мой дядя, встретив на улице Алимова, высказал ему свое возмущение, что тот не вступился за мою тетю, обвинив его в том, что он сделал это в отместку за то, что он не смог спасти его ребенка. Упреки были необоснованными, так как Алимов, конечно, ничего поделать в тех условиях не мог. Но к тому времени, когда я сдавал экзамен, у Алимова родился еще один ребенок, которого его жена решила лечить у моего дяди, так как несмотря ни на что, доверяла только ему. Так что, хотя я и переволновался, но мне все-таки крупно повезло!
Ваза
В течение многих лет я работала врачом в Клинической больнице в городе Баку. Однажды в мою палату доставили больную — молодую женщину лет 30. Она была в очень тяжелом состоянии. Температура держалась на уровне выше 40о, сильно болело горло, вся полость рта была в изъязвлениях, так что больная не могла принимать твердую пищу. Поставить диагноз оказалось непросто. Собирались многочисленные консилиумы, на которых высказывались самые различные предположения, большинство врачей склонялось к мысли, что у больной лейкоз (рак крови) и что болезнь смертельна. Так как диагноз был предположительный и не исключалось наличие какой-то неизвестной инфекции, на всякий случай больной начали вводить большие дозы антибиотиков, но каких-либо изменений в ее состоянии не произошло.
За больной ухаживала ее сестра, она приносила из дома жидкую пищу, которой кормила ее. Сестра часами сидела у постели. Мне она рассказала, что ее зовут Катей, а больную, младшую сестру, — Валей. Валя замужем, очень любит своего мужа и ревнует его, поэтому отношения между ними в последнее время неважные. Я и сама обратила на это внимание, когда в палате изредка появлялся сравнительно
Через несколько дней после этого она вновь появилась в моем кабинете:
— Доктор, я вам так признательна, вы меня буквально спасли, вытащили с того света! Я знаю, мне сказали, что вы не берете денег, но я все равно хочу вас отблагодарить. Я принесла вам подарок.
Она достала из большой сумки пакет и положила его ко мне на стол.
— Что это такое?
— Доктор, это ваза. Я ее дарю вам, но у меня одна большая просьба: не продавайте ее и не дарите никому, берегите ее, пусть она будет для вас памятью о том, как вы спасли от смерти человека, меня.
Я принесла сверток домой, раскрыла его. В нем оказалась очень красивая и совершенно необычная хрустальная ваза. Она имела форму женской фигуры, но, в отличие от других ваз, которые я видела и которые сверху заканчивались или зубчиками, или ровной отполированной поверхностью, эта ваза сверху по всему кругу ее горлышка была украшена выступами в форме разного размера сердец. Это придавала ей определенное очарование и необычность. Я поставила вазу на этажерку. Она там смотрелась прекрасно. А когда я зажигала бра над этажеркой, то вся ваза светилась и переливалась, причем верхние сердечки начинали отливать розовым цветом. Конечно ни продавать, ни дарить эту вазу мне не хотелось, и не из-за просьбы Вали, а потому, что она превосходно украшала интерьер моей гостиной.
Прошло почти десять лет. Я была одна, муж уехал в командировку, детей у нас нет. Я рано утром уезжала на работу и проводила там целый день. Возвращаться в пустую квартиру не хотелось. И вот однажды, когда я вечером вернулась домой, то увидела, что подаренная мне когда-то Валей ваза упала и разбилась. Пол был усеян мелкими осколками хрусталя, которые светились как бриллианты. Я очень расстроилась и ничего не могла понять. Как ваза сама по себе могла вдруг упасть с этажерки? Если бы произошло землетрясение, то упала бы и разбилась и другая посуда, стоявшая там. Да и по радио сообщили бы о том, что произошло хоть и не сильное, но землетрясение. Но ничего подобного не было, я специально послушала радио, а на следующий день внимательно прочитала газеты. Нет, землетрясения не было. Когда в тот день я утром уходила на работу, ваза была цела и невредима, стояла на своем обычном месте. Я это точно знала, потому что у меня вошло в привычку уходя прощаться взглядом с любимым украшением моего дома. Я не держу ни кошек, ни собак. В квартиру никто зайти не мог. В общем, фантастика. Но ничего не поделаешь. Я подняла руками крупные обломки хрусталя, а потом пылесосом собрала с пола и всю мелочь.
Через пару недель, когда я шла по улице, ко мне подошла женщина:
— Вы меня помните, я Катя, когда-то в больнице я ухаживала за моей сестрой, которую вы вылечили. К сожалению, Вали больше нет в живых. Она скоропостижно скончалась, и несколько дней тому назад мы ее похоронили.
Нам было идти в одну сторону и она стала мне рассказывать.
Оказывается, после того, как Валя выписалась из больницы и пришла домой, ей соседи-«доброхоты» рассказали, что якобы Валин муж в ее отсутствие водил в дом женщин. Между Валей и ее мужем произошла ссора, но он все отрицал, говорил что соседи его не любят и специально выдумали это. Кончилось тем, что он повернулся и, хлопнув дверью, ушел. Ночевать он не вернулся. Валя любила мужа и не хотела с ним расставаться. Она надеялась, что он все же вернется, и уже решила, что, виноват он перед ней или нет, но она его простит. Она провела бессонную ночь, а наутро раздался звонок в дверь. Валя решила, что муж вернулся и побежала открывать. Но перед дверью стояла цыганка в яркой кофточке и широкой юбке с бесчисленным количеством оборок и складок.