Рассказы

Кригер Борис

В одной провинции никто не проживал. Просто намеренно ее оставили пустой и освятили попами, чтобы на вполне научном обосновании оспорить старый потрепанный принцип, что свято место – пусто не бывает. А вот и нашлось такое место. Всех, кто там по ошибке или из своеволия восселялся, выдворяли, жилище сносили и травкой после уборки строительного мусора засеивали, пускай, мол, колышется.

В моей стране давно стали бороться со старыми мудростями. Моя страна вообще была государством нового типа. Там все господа были либеральны, сами себе чистили помойки и даже сами себе чесали спины и пятки, чтобы никого этой неоценимой работой не утруждать. Справедливость в моей стране была доведена до уровня самоидола

и в нее верили, как в святую Богородицу. Больше всего выигрывали в моей стране простые тараканы, потому что их уничтожали, не называя это уничтожением, а называя это «контроль насекомых». «Дай-ка я тебя проконтролирую», – говорил уничтожитель уничтожаемому, и уничтожаемый в первый момент думал, что это что-то другое, и даже как-то комфортнее себя чувствовал. Но потом, уже опрысканный, видя угасающий лучик солнца этого мира, догадывался – нет, всё по-старому – уничтожили. Но всё остальное время уничтожающий говорил слово «контроль» и уничтожаемый себя успокаивал – «а ведь не убийство», «авось и пронесет», «а может, это что-то другое, может, контроль – это даже хорошо?» Не говорите, что люди не стали умнее за последнюю завершающуюся на днях вечность.

Кстати, я легко докажу, что вечность кончается сегодня. Не верите? Правильно. Пытливый ум ничего на веру не принимает. А у вас ведь ум пытлив? Не так ли? Ну вот и хорошо, что пытлив. Итак, вечность кончается сегодня, потому что всё, что было, к сегодняшнему дню закончилось, а что будет, тоже уже закончилось, но только наоборот. Не нравится – ну что ж, вы тогда точно житель моей страны. Жители моей страны все очень умеренные и никогда не идут на жалкие подтасовки со временем. У них просто нет на это времени.

В провинции, в которой никто не жил, проживало много существ, не считающихся жителями, они там много находились, разбивали временные пристанища, но даже оставаясь в этой местности столетиями – постоянными жителями не считались. У них были одноразовые дома, одноразовые мысли и даже одноразовые души, потому что вечером они все эти предметы быта выбрасывали, а утром брали из пачки новые. Поскольку потребность в таких товарах была высока, дорогими и сложно выработанными они производиться не могли. Поэтому всё было тут дешевенько, но добротненько. Встанешь, бывало, достанешь новенькую душу из пачки, сорвешь упаковочку и напялишь на себя плотненько так. Хорошо, чисто, удобно. И как раньше не догадывались, что одноразовые души гораздо чистоплотнее, экономичнее и здоровее, чем старые, поношенные, многоразовые? Открытие произошло перед последней мировой войной, когда армия закупила пятьдесят миллионов одноразовых душ.

Эффект был потрясающий. Ни давки, ни суматохи. Всё чисто, как в образцовом морге. Одноразовые мысли оказались не менее ходким товаром и оздоровили большую часть нездорового населения, а здоровое население и вовсе стало таким здоровым, что его впору «контролировать», а то слишком зажилось – сидит по кафетериям, на «мерседесах» разъезжает, длительность жизни больше, чем у средневзятого государства. Хорошо, что еще у них память одноразовая, а то совсем конфуз бы обозначился.

Итак, одноразовые мысли всем пришлись по вкусу. Сначала их продавали в старомодных коробках, под названием «Пресса». Но когда начало свое шествие всеобщее новое пришествие по имени телевидение – мысли стали паковать по десять, двадцать пять и пятьдесят штук в удобных пачках, и думать их стало легко и быстро. Народу нравилось, а стране и подавно. Интернет дал еще более удобную упаковку по сто штук с десятью мыслями о сексе в подарок.

Человеку с одноразовой душой и одноразовой мыслью больше не требовалось долго укореняться на своей земле, и особенно, поскольку жилище его всё время сносили, потому что решили считать провинцию необитаемой, то вскоре согласился житель на

одноразовый дом, в чем никогда и не раскаялся из-за одноразовой памяти, которая другой дом настоящий помнить не могла.

Большим открытием прогресса стало одноразовое дело жизни. Когда-то отсталые дикарики типа Галилеев и Бруно готовы были на костер за дело жизни. Это стало совершенно излишне, когда изобрели одноразовую совесть. Она не могла стыдиться за вчерашнюю подлость и поэтому всегда оставалась чиста, свежа и всасывала в три раза больше, чем могла переварить совесть в прошлые годы.

Одноразовое дело жизни меняли часто, считалось неприличным показываться с делом жизни, повидавшим виды. Дело жизни продавали в больших коробках с цветными этикетками – на них изображали целителей, ваятелей, политиков, писателей. Это было нерационально. Теперь вообще дело жизни продают в простых пачках, как мыло, и обозначают буквами: BA, MA, PhD – дело жизни бывает и с цифрами или даже просто без названия в дешевой упаковке с надписью: «What Are You Doing For Living.» с точкой в конце предложения, потому что в каждой отдельный день этот вопрос вполне решенный.

Больше всего жителям необитаемой провинции пришлась одноразовая вера. Покупаешь сегодня зеленую веру – завтра весь день зеленый, покупаешь красную – завтра красный, послезавтра – голубой. Коричневый цвет, правда, запретили, хотя его по-прежнему повсюду продают под этикеткой «Это не коричневый, даже если вам покажется, что коричневый». Коричневый тоже можно было получить, купив две разноцветные веры. Вы скажете: это не вера, а убеждения. Нет. В моей стране больше такие понятия не разделялись, с тех пор, как придумали одноразового Бога. Такой Бог оказался очень удобен в обращении. Во-первых, его можно стало покупать только несколько раз в жизни – ну там заболеешь если, или похороны, можно было вообще не покупать. Одноразовый Бог продавался теперь в пачках по три и ничего не помнил на следующий день, всех прощал, молчаливо на всё улыбался, и когда папа римский сказал, что в ад посылать уже не гуманно, то люди вообще успокоились и стали его хранить в ящике ночного столика вместе с презервативами. А вы говорите, что люди не развились за прошедшую вечность? А вы говорите, что вечность не кончается сегодня? А вот вы послушайте еще.

Самый настоящий прогресс в необитаемой провинции начался, когда один химик из необитаемой лаборатории открыл одноразовую любовь. Эта любовь стала изготавливаться в пачках по пять штук с названием «Единственная любовь». Ее начали потреблять с самого розового и нежнейшего возраста, промышленность стала выпускать одноразовую любовь для подростков и даже для детей самого младшего возраста. Конечно, практически сразу в продаже появился одноразовый брак. Это было особенно удобно. Многие вообще стали обходиться без этой ненужной вещи и даже вообще покупали одноразовую любовь в интернете, что гораздо более современно, чисто и удобно.

Одноразовая жизнь в необитаемой провинции продавалась в виде реинкарнации по пятнадцать-двадцать штук, и ей пользовались жители необитаемой провинции вне зависимости от выбора одноразовой религии. Знаете, как удобно – вечером последователь Будды, утром – Христа, а на следующий день последователь какой-нибудь секты беспозвоночных.

Когда объявили одноразовую вечность, то необитаемую провинцию сначала расширили до размеров моей страны, потом моей страной оказалась вся земля, ну а когда в продажу поступило одноразовое мироздание, то моя необитаемая провинция расширилась до размеров вселенной и даже дальше, на другие вселенные, которые теперь продают в пачке по десять штук.

Может быть, поэтому самое сложное теперь – это плести незатейливую ткань повседневной жизни?

1994 – 2005