Рассказы
Шрифт:
Я развернул сверток и увидел продолговатую каменную палочку темно-фиолетового цвета. Один конец ее был круглым и толстым, другой плоским и тонким. На листке бумаги, вложенном в сверток, было написано: "Это окаменелый угорь".
Угорь этот служит мне теперь вместо пресс-папье. Желание искать окаменелости давно уже покинуло меня. А окаменелого угря я храню как воспоминание о моей бедной юности. Иногда поздно ночью я прикладываю его ко лбу и чувствую, как на меня находит вдохновение. Подношу камень к носу и вдыхаю запах кристаллов, оседающих по краям горячего
Родина в горшке овальной формы
I
В воскресенье он только и делал, что кружил по городу.
Утром он выходил из дому в кедах, если был ясный день, или в резиновых сапогах и с прозрачным виниловым зонтиком, когда шел дождь, и ехал на трамвае или автобусе куда глаза глядят.
В табачном ларьке покупал пачку сигарет, хотя никогда не курил, и спрашивал, нет ли поблизости многоквартирного дома. Если такой дом был, он узнавал, как туда пройти, а найдя дом, справлялся:
– Не живет ли тут девушка по имени Митобэ Миса?
Опасаясь, что она изменила имя, описывал ее в двух-трех словах и добавлял:
– Ей восемнадцать лет. Она держит черную кошку.
По-видимому, не так-то часто встречаются восемнадцатилетние девушки, живущие с черной кошкой вдвоем в многоквартирном доме, поэтому многие консьержки, бросив взгляд на его неухоженные, бурые волосы и застиранный свитер, сразу же отвечали, что такой девушки в их доме нет. Другие, перед тем как ответить, осторожно спрашивали:
– А вы кто такой?
– Айда Кохэй, - честно называл он себя, но не мог толком объяснить, кем он приходится Миса.
– Мы из одной деревни...
– бормотал он, выходил на улицу и шел дальше.
Иногда он переставал понимать, что это с ним происходит, зачем он бродит по улицам, да еще в воскресенье. Почему так случилось.
До сумерек, пока он ходил по городу, в его карманах скапливалось по три-четыре пачки ненужных ему сигарет. Он приносил их домой и отдавал старой консьержке, а та, думая, что он выиграл их в патинко {Патинко - игральный автомат.}, говорила льстиво: "Спасибо за подарок. По-моему, вы здорово набили себе руку".
II
До того как Айда стал бродить по городу, все воскресенья напролет он качался на качелях в маленьком саду на одной из улиц Фукагава.
Нет, он не раскачивался изо всех сил, стоя на доске, как это делают дети. Ему было уже восемнадцать лет, да и захоти он раскачаться повыше, все равно не смог бы этого сделать - на правой руке у него не хватало большого и указательного пальцев, и он не в состоянии был крепко ухватиться за веревку.
Он садился на доску, куда дети становились ногами, брался за веревки и тихонько покачивался взад и вперед. Сидя на качелях, он думал, что это похоже на движение маятника больших стенных часов, висевших напротив учительской в их деревенской школе. А иногда, проголодавшись и ошалев от качания, он вспоминал, как плавал на лодке на пруду за деревней. На качелях укачивало, как в лодке.
Когда его начинало тошнить от
– Двести сорок иен.
Он невольно вытащил руку из кармана и стал искать кошелек.
– Ешьте спокойно, коль у вас есть деньги. Не спешите.
– Хозяин улыбнулся.
– Руку жаль. Как это случилось?
Пришлось рассказать, раз уж тот увидел.
– Работал на фабрике, где делают набивку для матрасов. Машиной отрезало, - сказал он простодушно.
– Набивку для матрасов?
– Ну да. Матрасную набивку. Берут волосы, шерсть, нейлоновые очесы, смешивают с жидкой резиной, раскатывают в виде толстого листа и режут на большие куски механической пилой.
– Этой пилой и отрезало?
– Да. Из-за моей рассеянности.
Правда, так ему сказали хозяин фабрики и мастер, когда он очнулся. Сам же он ничего не помнил. Как было на самом деле, он так и не узнал. Мог только предположить, что пила сама вцепилась ему в руку.
– Теперь уж все равно, - нахмурился хозяин закусочной.
– А пальцев самых нужных нет. Неудобно, конечно?
Обычно Айда не испытывал большого неудобства, но очень расстраивался, когда думал о будущем. Как можно заработать на хлеб, если даже карандаша не удержишь? О канцелярской работе он и с самого начала не помышлял, но с такой рукой невозможно ни станком управлять, ни другую работу делать, особенно тонкую. Оставался только тяжелый, грязный труд, но он не был уверен, что это ему под силу.
– Так вы сейчас эту самую набивку для матрасов делаете?
– Нет, я работаю в типографии. На грузовике.
– Хорошо водите?
– Нет, я не водитель. Помогаю сгружать и нагружать машину.
Хозяин закусочной понимающе кивнул и молча показал ему свою правую руку. На ней не было безымянного пальца.
– Это не пилой отрезало. Пулеметом отбило, - сказал он.
На другой день хозяин закусочной спросил:
– Близко живете?
– Я? В Канда.
– В Канда?! И оттуда приезжаете?
– Да. На автобусе. Девятнадцатый номер от южного входа Токийской станции метро.
– Вот, значит, как! А я думал, вы тут неподалеку обитаете.
Не зря спросил. Каждое воскресенье он приезжал сюда утром и просиживал на качелях до захода солнца.
– Здесь рядом знакомая живет, - сказал он, подмигнув хозяину.
– Тогда почему вы всегда один?
– А ее дома нет...
На лице хозяина закусочной отразилось недоумение: можно, дескать, и потом зайти. Но он этого не сказал. Заметил только: