Рассказы
Шрифт:
— Вот что, вы запомните раз навсегда правило: нужно как можно меньше отвечать на вопросы и больше прочеркивать. Держитесь пассивно, но не активно.
— Прекрасно. Но ведь вам предлагают отвечать на вопросы. Вот не угодно ли: какого я происхождения? Это что, активно или пассивно?.. А, Миша пришел, официальное лицо. Помоги, брат, замучили вы нас своими анкетами…
— Что у вас тут? — спросил, входя, полный человек в блузе, подпоясанный узеньким ремешком.
— Да вот очередное удовольствие, ребусы
Пришедший облокотился тоже на стол, подвинул к себе листы и наморщил лоб. Все смотрели на него с надеждой и ожиданием.
— Что же это у тебя все разное тут? — спросил он, с недоумением взглянув на хозяина.
Тот, покраснев и растерянно улыбнувшись, сказал:
— Да это мы тут так… комбинировали, чтобы посмотреть что получается?
— Хороша комбинация: на одном листе — почетный гражданин, на другом — из духовных… Да ты на самом деле-то кто?
— Как — кто?
— Ну, происхождения какого?
— Гм… дед мой благочинный, отец землевладелец (очень мелкий), сам я…
— Ну, и пиши, что из духовных. Вот и разговор весь.
— А вдруг…
— Что «а вдруг»?
— Ну, хорошо, я только сначала начерно.
— Вот тебе и все дело в пять минут накатали; ну, я спешу.
Когда полный человек ушел, хозяин утер вспотевший лоб и молча посмотрел на соседа.
— Как он на меня посмотрел, я и забыл, что он мне шурин. О господи, всех боишься. Спасибо, я догадался сказать, что начерно напишу. Вишь, накатал.
И он, оглянувшись на дверь, разорвал лист и отнес клочки в печку. Потом, потянувшись, сказал:
— Нет, больше не могу, лучше завтра утром на свежую голову.
Выходившая куда-то жена подошла к столу и заглянула в анкету. Перед ней лежал чистый лист.
— Ничего не удалось написать?
— Только возраст.
Когда жена ночью проснулась, она увидела, что муж в одном белье и носках сидел за столом и, держась рукой за голову, бормотал:
— Ну, хорошо, ежели допустим, что свободной профессии, то какой?.. Если я писал брошюры, и они сгорели… Ну, возьмем сначала:
— Отец мой — землевладелец, дед — почетный дворянин, сам я — благочинный. О боже мой, сейчас на стену полезу!..
Спекулянты
На вокзале была давка и суета. Около кассы строилась очередь. И так как она на прямой линии в вокзале не умещалась, то закручивалась спиралью и шла вавилонами по всему залу.
В зале стоял крик и плач младенцев, которые были на руках почти у каждой женщины и держались почему-то особенно неспокойно.
А снаружи, около стены вокзала, на платформе стоял целый ряд баб с детьми на руках. Бабы в вокзал не спешили, вещей у них не было, товару тоже никакого не было. Но около них толокся народ, как около торговок, что на вокзалах
— Вы что тут выстроились? — крикнул милиционер. — Билеты, что ли, получать — так идите в вокзал, а то сейчас разгоню к чертовой матери.
Бабы нерешительно, целой толпой, пошли на вокзал.
Плача в зале стало еще больше.
— Да что они, окаянные, прорвало, что ли, их! — сказал штукатур с мешком картошки, которому пришлось встать в конце очереди, у самой двери.
У одной молодой бабы было даже два младенца. Одного она держала на руках, другого положила в одеяльце на пол у стены.
— Вишь, накатали сколько, обрадовались… в одни руки не захватишь. Что встала-то над самым ухом?
— А куда же я денусь? Да замолчи, пропасти на тебя нету! — крикнула баба на своего младенца.
— Прямо как прорвало народ, откуда только берутся. Вот взъездились-то, мои матушки.
— И все с ребятами, все с ребятами. Еще, пожалуй, билетов на всех не хватит.
— Очень просто. Глядишь, половина до завтрашнего дня останется. Вот какие с младенцами-то, те все уедут, — без очереди дают.
— Ах, матушки, если бы знала, своего бы малого прихватила, — сказала баба в полушубке.
— Попроси, матушка, вон у тех, что у стены стоят.
— А дадут?..
— Отчего ж не дать? За тем и вышли.
— За деньги, брат, нынче все дадут, — проговорил старичок в серых валенках.
Баба подошла к стоявшим у дверей и, вернувшись, сказала:
— Четыре тысячи просят…
— Креста на них нет, вчера только по три ходили, — сказала старушка.
— Кошку в полушубок заверни и получай без очереди, за младенца сойдет.
— Не очень-то, брат, завернешь, щупают теперь.
— Я тебя только что видел, никакого малого у тебя не было, — кричал около кассы милиционер на бабу, — откуда ж он взялся?
— Откуда… откуда берутся-то? — огрызнулась баба.
— Ну, кто с ребенком, проходи наперед.
— Вон их какая орава поперла. Вот тут и получи билет. И откуда это, скажи на милость? После войны, что ли, их расхватило так? Прямо кучи ребят. Там карга какая-то старая стоит, — тоже с младенцем. Тьфу! кто ж это польстился, ведь это ошалеть надо.
— Теперь не разбираются.
— Вот опять загнали к самой двери, — сказал, плюнув, малый с мешком.
— Возьми, батюшка, ребеночка, тогда тебя без очереди пустят, — сказала баба, владелица двух младенцев.
— Черт-те что… придется брать. Что просишь?
— Цена везде одинаковая, родимый: четыре. А в базар по пяти будем брать.
— Что ж это вы дороговизну-то какую развели? — сказал штукатур, поставив свой мешок и отсчитывая деньги.
— А что ж сделаешь-то…
Штукатур отдал деньги и взял ребенка на руки.