Рассказы

Стаут Рекс

Хотя он и избегал любых дальнейших разговоров на спорную тему, не мог понять, почему жена думала, что это не будет сын, который стал бы наследником и увековечил бы имя и дело Ханли. Много раз, сталкиваясь с тем или иным проявлением собственного мнения Мэри по данному поводу, он с трудом удерживал язык за зубами.

Событие, которого они оба так ждали — Мэри с простым, нежным нетерпением, Ханли с внешней прохладцей, — все-таки подоспело неожиданно и почти без предупреждения. Это случилось одним июньским вечером. Ханли после на редкость

тяжелого рабочего дня пришел рано и, что было в порядке вещей, тут же улегся спать.

Разбуженный служанкой, он услышал за дверью встревоженные голоса.

— Что там? — спросил он в полусне.

— Миссис Ханли звала вас, — ответили ему.

Ханли привстал.

— Это?..

— Да.

Служанка торопливо вышла, и Ханли, одевшись так быстро, как только сумел, последовал за ней. В коридоре он обнаружил кухарку и прачку, возбужденно перешептывавшихся в углу. Везде горел свет. Дверь в комнату Мэри была открыта.

— Что вы здесь делаете? — потребовал ответа Ханли. — Где Симмонс?

Все вздрогнули от звука его голоса.

— Он пошел за доктором и миссис Барбер, — проговорила кухарка. — Мы… нам… можно нам остаться здесь, в коридоре?

Из комнаты послышался голосок Мэри, легкий и нежный.

— Конечно, вы можете остаться, — сказала она. — Поди сюда, Мэгги.

Простое лицо старухи кухарки озарилось улыбкой, а глаза наполнились слезами. Иногда даже Мэгги бывают чудесными.

— Можно? — взмолилась она перед Ханли.

Не отвечая, Ханли прошел через коридор и спустился вниз. Услышав шум на кухне, он заглянул туда и увидел, как служанка, стоя на стуле, искала что-то среди бутылок на верхней полке буфета.

— Почему вы не разбудили меня раньше? — недовольно спросил он.

— Потому что мы были заняты, — ответила она.

Ханли посмотрел на нее минуту-другую, затем через гостиную вышел в холл. Он не смог бы объяснить, почему не пошел к Мэри. Возможно, он побоялся бурных эмоций, которые, он чувствовал это, бушевали в нем; возможно, потому, что она не позвала его. Томас Ханли почувствовал себя в странном положении — он ревновал к кухарке.

Он повернулся к лестнице, и взгляд его остановился на телефоне, дежурившем на своем месте в углу.

Сняв трубку, Ханли набрал домашний номер доктора Перкинса.

Ему сказали, что доктор Перкинс уже выехал и должен быть с минуты на минуту. Тогда он позвонил Барберам. «Миссис Барбер одевается и скоро прибудет».

Ханли повесил трубку и проследовал наверх в свою комнату. Присев на стул у окна, он услышал, как внизу хлопнула входная дверь и в коридоре раздался бодрый баритон доктора.

Минуты еле тянулись. Ханли слышал голоса доктора и служанки, доносившиеся через стену из комнаты Мэри. Потом к ним присоединилось и низкое контральто миссис Барбер. Казалось, они никогда не перестанут болтать.

— Отчего они ничего не делают? — процедил Ханли.

Наконец, не в силах больше выносить этого, он подошел к двери и распахнул ее как раз в

тот момент, когда служанка с небольшим белым свертком в руках скрылась в комнате напротив спальни Мэри. Доктор, выйдя за ней в коридор, увидел приближавшегося Ханли и, мягко, но настойчиво повернув его обратно, вошел следом и прикрыл за ними дверь.

— Ну? — спросил Ханли.

— У вас сын, — сказал доктор. — Прекрасный мальчик. Но…

— Ну? — нетерпеливо повторил Ханли.

— Боюсь, это убьет вашу жену, — неловко произнес доктор. Он знал, что Томас Ханли спокойно отнесется к этому.

Руки Ханли железной хваткой опустились на плечи доктора.

— Она мертва? — холодно спросил он.

— Нет. — Доктор присел под тяжестью этих ладоней. — Я могу подарить вам небольшую надежду. Я сделаю все, что смогу.

Не говоря ни слова, Ханли развернулся и бросился в комнату Мэри. Она лежала на подушках, смертельно бледная, с закрытыми глазами. Миссис Барбер сидела на краю кровати, держа дочь за руку. Когда Ханли вошел, она приложила палец к губам, делая знак не нарушать тишину.

Ханли подошел к кровати и, строго сжав губы, стоя смотрел на свою жену; его руки мелко дрожали. Мэри с усилием приоткрыла глаза и, увидев мужа, попробовала сесть. Миссис Барбер нежно заставила ее лечь обратно. Тогда Мэри протянула ладошку, и Ханли неловко пожал ее.

— Томас, — чуть слышно произнесла Мэри и, вздрогнув, добавила: — Как я ненавижу это имя!

— Я… я сам не очень люблю его, — ответил Ханли.

— Я хочу, чтобы ты… сказал… мне… что-то, — выговорила Мэри. Слова с трудом срывались с ее губ. — Я знаю, ты… не можешь лгать. Мама сказала мне, что это — девочка, но она выглядела так странно, и она не дала мне…

Она не могла больше говорить и с безмолвной мольбой смотрела Ханли в лицо.

Ханли наклонился, чтобы поцеловать ее руку, которую не выпускал из своей, и увидел, как глаза миссис Барбер наполнились слезами.

— Это девочка, — сказал он. — Маленькая, голубоглазая девочка.

Мэри медленно, счастливо вздохнула и закрыла глаза, и, когда Ханли повернулся, чтобы выйти из комнаты, миссис Барбер поймала его руку и поцеловала ее.

Доктор, встретив отца в дверях, попросил не возвращаться, пока он не позовет, объяснив, что Мэри нуждается в абсолютной тишине и покое. Ханли кивнул и поплелся к себе.

Прошло пять, затем десять минут. Как и прежде, через стену доносились приглушенные голоса. Неужели это никогда не прекратится? Ханли провел рукой по лбу и почувствовал, что весь взмок.

Как болезненно найти свое сердце к сорока годам и как восхитительно. Конечно, Мэри должна жить. Ханли поймал себя на том, что с мальчишеской глупостью строит планы на их будущую жизнь. Чего он не готов сделать ради нее? Непросто будет, хмуро подумал он, переучить Томаса Ханли, но это — для Мэри. Она разочаруется, узнав, что на самом деле у них сын, а не дочь, но все же он сможет сделать ее счастливой.